Дети работавшие в 19 веке. Детская смертность в XIX веке

Детский труд - это привлечение детей к работе на регулярной основе. В настоящее время в большинстве стран детский труд считается формой эксплуатации и признан незаконным… Среди видов детского труда, существующих в цивилизованных странах, можно отметить работу в шоу-бизнесе (кино, театр, эстрада). Дети часто бывают вовлечены в различные виды преступной деятельности, в том числе проституцию и порнографию. В некоторых странах Африки детей вооружают и заставляют участвовать в боевых действиях. Вики ru.wikipedia.org/wiki/Детский_труд

Начало XIX и. характеризуется господством во всех промышленно развитых странах капиталистического строя, в основе которого покоится господство капитала над трудом, наемный труд рабочего в пользу капиталиста- владельца средств производства.
Почти во всех странах мира на протяжении истории дети крестьян, а потом и ремесленников помогали родителям.

Долгое время ребенок считался взрослым человеком лишь тогда, когда начинал трудиться. В средние века дети бедных родителей могли с восьмилетнего возраста поступить в услужение в чужую семью.

Детский труд на фабриках (заводах), шахтах был обычным явлением во многих промышленно развитых странах Европы и Америки в XIX веке. Дети трудились наравне со взрослыми до 14-18 часов в сутки (иногда с 5-6-летнего возраста), причём им платили за это в несколько раз меньше.

Одна из основных причин, вынуждающих детей работать состоит в том, что от этого зависит выживание их семей и их собственное выживание.
С конца XVIII века и на протяжении XIX будущих ремесленных учеников обычно набирали в работных домах, и, когда они попадали в „учение“ на городские фабрики, то не получали никакого жалования, одежды. Часы труда были ограничены лишь полным истощением сил после применения различных принудительных способов к продолжению работы (например, после побоев надсмотрщиков). Дети часто работали до 16 часов подряд, иногда ночью, а в воскресенье чистили машины. Кормили их самой дешёвой и плохой пищей, которая часто шла также на корм свиньям. Спали они поочерёдно на грязных постелях. Некоторые пытались бежать с фабрики, и чтобы предупредить бегства, заподозренных в этом намерении детей заковывали в кандалы: они работали и спали в цепях. Такому же обращению подвергались и молодые женщины. Многие, не выдержав непосильного труда, умирали, и их хоронили по ночам в каком-нибудь глухом месте, чтобы народ не мог узнать масштабов такого «рабства».

О колоссальных размерах применения детского труда, в особенности на ткацких мастерских, свидетельствует тот факт, что в 1788 г. Наряду с 26 тыс. мужчин и 31. тыс женщин работало не менее 35 тыс. детей, значительная часть которых была моложе 10 лет.

Обслуживание машин тогда еще не требовало высокой квалификации, зато размеры(маленький рост, маленькие руки) ребенка часто подходили гораздо лучше (например, дети могли пролезать между станками и под ними, а взрослый человек этого сделать не мог.) При этом станки можно было ставить довольно тесно, экономя тем самым фабричную площадь.

На фабриках и заводах даже образовались особые детские профессии. Так на хлопчатобумажных фабриках существовали мусорщики и сучильщики. Мусорщик должен был быть мал ростом и проворен. Мусорщики весь день ползали под прядильными станками и собирали упавшие на пол куски хлопка, вдыхая хлопковую пыль и уворачиваясь от рабочих механизмов.

Из воспоминаний 1832 года: «Мусорщик должен подметать щеткой под колесами… Мне часто приходилось лезть под колеса, а они все время двигаются, и я мог попасть в машину. Мне часто приходилось ложиться ничком, чтобы меня не затянуло».

Дети-сучильщики ходили по цеху и перебирали нити, шедшие по станку. Было подсчитано, что за день ребенок перемещаясь по цеху, проходил около 24 миль.

При этом фабриканты настаивали на том, что дети должны быть им благодарны, поскольку те обеспечивали их едой и одеждой. О качестве еды были такие свидетельства: «Детей провели в просторную комнату с длинными узкими столами и деревянными скамьями. Им приказали сесть за столы, мальчики и девочки раздельно. Им принесли ужин - молочную овсяную кашу, которая выглядела почему-то совершенно синей».

Грузчики на железной дороге.

В производстве спичек работали вообще почти только дети, и притом в самом нежном возрасте.
Подобное массовое использование детского труда, да еще при подобных условиях жизни, походило на настоящее «избиение младенцев», даже во второй половине 19 века применение детского труда было систематическим убийством детей.

И в других отраслях промышленности детским трудом пользовались не меньше, особенно в вышивании и производстве галантерейных товаров. Дети должны были даже исполнять тяжелую работу взрослых мужчин. В 1865 году в металлургической промышленности Бирмингема и окрестностей работали 30тыс. детей, молодых людей и 10 тыс. женщин, исполняя большей частью очень тяжелую работу.

Дети страдали не только от чрезмерно длинного рабочего дня (часто от 5 утра до 10 вечера), но и от самых ужасных условий жизни.
В докладе 1864 года говорится: «В Ноттингеме часто от 14 до 20 детей втиснуто в маленькую комнату не более 20 кв. футов, причем из 24 часов в сутки 15 уходило на работу, изнурительную вследствие однообразия и отвращения к ней, на работу, протекающую среди самых антигигиенических условий. Даже самые маленькие дети работают с напряженным вниманием и с удивительной быстротой, и почти никогда не замедляют движений своих пальцев, почти никогда не дают им отдыха. Когда к ним обращаются с вопросом, они не отрывают глаз от работы из боязни потерять хоть одну минуту. Чем более удлиняется рабочее время, тем чаще пускают надсмотрщицы в дело длинную трость».

Работая на производстве, дети недоедали, тормозилось их физическое развитие, наблюдались недостаток веса, задержка роста, искривления позвоночника. Они приобретали профессиональные болезни, связанные с производственной средой. Те, кто работал на шахтах или на текстильной фабриках, особенно часто болели туберкулезом и бронхитом.

Пенсильвания. Угольные разработки.

Шахтные работы.

Камнедробильня.

В большинстве магазинов рабочее время не было установлено, так что часто девушка не имела для сна и отдыха более 6 часов (а иногда и 2-3). Единственным пределом, положенным для их работы, является физическая невозможность держать в руке иголку. Были случаи, когда работницы в продолжении 9 дней ни разу не раздевались, растягиваясь для отдыха на несколько минут на матрасе, куда им приносили еду, нарезанную мелкими кусочками, чтобы они могли ее как можно скорее проглотить.
Работающим девушкам было в среднем 14-18 лет.

Датский романист Андерсен-Нексе описывает виденное им в Андалузии: рядом со многими женщинами стоит колыбель, где спит или играет ребенок. Бедная испанская работница не состоянии отдать свое дитя кому-нибудь на попечение и потому берет его с собой на фабрику, где оно дышит едкой табачной пылью.
Масса грудных младенцев погибала от опия. Прикованные к швейной машинке матери не могли ухаживать за своими детьми и поэтому вынуждены были успокаивать их сонными средствами.

В случае с сиротами все было намного проще. Предприниматели практически покупали их из работных домов и подписывали с ними кабальные контракты, фактически превращавшие их в рабов. Так поступал, например, Джордж Кортолд, владелец шелкопрядильной фабрики в Эссексе и большой либерал. Кортолд был ревностным протестантом и убежденным противником всякой тирании. Он, будучи англичанином, восторженно приветствовал американскую революцию и даже прожил несколько лет в США, а позже, уже вернувшись на родину, точно так же поддерживал французскую революцию. Но все это не помешало ему заделаться настоящим рабовладельцем. Кортолд покупал детей, в основном девочек, в работных домах Лондона, причем предпочитал брать их в возрасте от 10 до 13 лет. Бизнесмен платил по £5 за ребенка сразу при покупке, а потом доплачивал £5 через год, если ребенок все еще был жив.

Дети работали и в сельском хозяйстве.

Собирали хлопок.

Разделка рыбы.

Производство табака.

Лесопилка.

«Классика» детского труда - чистильщик обуви.

Стеклодувы на фабрике бутылок.

Разносчики и курьеры.

Очень не многим посчастливилось заниматься «чистым трудом».

Помошники продавцов.

Кондитеров.

Мойщики посуды.

«Автоматы» в боулинге.

Продавцы газет.

Лишь в XIX веке взрослые стали задумываться об ограничении
труда маленьких детей. Так, например, фабричные акты 1840-х годов впервые защитили детей Англии от неограниченной эксплуатации на работе.
Нельзя сказать, чтобы британская общественность совершенно не интересовалась условиями жизни трудящихся детей. Напротив, их положение регулярно обсуждалось в парламенте с первых лет XIX века. Уже в 1802 году был принят закон, ограничивший рабочий день детей-сирот, трудившихся на хлопкопрядильных предприятиях, 12 часами.
Борьба за детские права в США диктовалась примерно теми же соображениями, что и в Англии. Здесь были и религиозные моралисты, и честолюбивые политики, но главными участниками кампаний по защите детства были все те же наемные работники, не желавшие, чтобы малолетние конкуренты сбивали цену на труд.

В русских и карельских волостях в конце XIX века была популярна игра «Котя, котя, продай дитя»: «Игроки представляют, что имеют у себя каждый по ребенку, а часто даже приглашают маленьких детей и садят их перед собою. Садятся обыкновенно кружком…» Водящий обращается к одной из пар со словами: «Котя, котя, продай дитя!» В случае отказа ему отвечают: «Сходи за реку, купи табаку!» Если игрок соглашается и говорит: «Продам», он тут же должен бежать по кругу в одну сторону, а спрашивающий - в другую. Кто раньше прибежит к «проданному» - тот садится, а опоздавший снова начинает «покупать»1. Это была не просто детская забава в конце XIX - начале XX века на самом деле покупали и продавали.
Даже во второй половине ХХ столетия от сельских жителей Карелии можно было услышать рассказы о том, как местные купцы помимо дров, сена, дичи поставляли в Петербург и живой товар. Они собирали малолетних детей у бедняков, обремененных большими семьями и отвозили их в столицу, где детский труд был широко востребован.
Старожил карельской деревни Пелдожа А. И. Баранцева (1895 года рождения) вспоминала коллизию, развернувшуюся в семье Мярян: «Куча детей у них родилась: Мийккул, затем Настуой, затем Анни и Мари были. Всех их родители отправили в Питер, там и жили. Видишь ли, раньше бедные родители часто продавали своих детей в прислуги к богачам в Питер. Так отправили в Питер и детей Мярян…»2 Традиционно ребенок считался «готовым» к отправке в город в 10 лет. Но при возможности родители предпочитали отсрочить уход мальчика из семьи до 12-13, а девочки - 13-14 лет.
На первой неделе Великого поста сотни подвод, в каждой из которых размещалось от трех до десяти детей, тянулись по крепкому насту из Олонецкой губернии в столицу. Петербургский писатель и журналист М. А. Круковский написал на основе своих впечатлений цикл очерков «Маленькие люди». Один из них - «Приключение Сеньки» - рисует историю крестьянского мальчика, отданного отцом за пять рублей в Петербург. «У крестьян Олонецкого края, - писал Круковский, - во многих прионежских деревушках существует неразумный, бессердечный обычай без особой нужды (курсив мой. - О. И.) посылать детей в Петербург и отдавать их мелким торговцам в услужение, «в обучение» как говорит народ»3. Публицист был не совсем прав. Именно нужда заставляла крестьянина принять непростое решение. Семья на некоторое время избавлялась от лишнего рта, надеясь в будущем получать от «бурлака» (так крестьяне называли проживающих и зарабатывающих «на стороне») денежную помощь.
Торговля детьми, скупка и доставка в Петербург дешевой рабочей силы становилась специализацией отдельных крестьян-промышленников, которых в быту именовали «извозчиками» или «рядчиками». «Помню хорошо, в Киндасове жил некто Патроев… Он все время набирал детей и увозил в Питер. Вася Лаурин, мой брат Степан Секон, Гриша Родин, Мария Ивановна… Мари Мярян - все они были в Питере [подручными]. Патроев отвозил их в кибитке, вот как раньше детей продавали. А потом купцы там были, мастера, они заставляли детей работать в пошивочных [и других мастерских] шили да все», - вспоминала Баранцева4. Во второй половине ХIХ века поставкой детей из Олонецкого уезда в Петербург успешно занимался крестьянин Федор Тавлинец, проживавший в деревне Погост Рыпушкальской волости. За 20 лет он отправил в столицу около 300 крестьянских детей. Там он устраивал их в ремесленные заведения, заключал контракт с ремесленниками на обучение и получал вознаграждение за поставку учеников. О его деятельности властям стало известно, когда «извозчик», нарушая договоренности, попытался уклониться от передачи части вырученных денег родителям5.
Мальчиков обычно просили разместить в магазины, а девочек - в модные мастерские. Они снабжали ребенка одеждой и провизией на дорогу, паспорта же вручали промышленнику. С момента увоза судьба детей всецело зависела от случая и, прежде всего, от возницы–промышленника. «Извозчику» не платили за перевоз, он получал деньги с того человека, которому отдавал в обучение ребенка. «Понятно, что при таких условиях, - писал житель села Кузаранда Н. Матросов, - последний рыскает по столице и разыскивает место, где ему дадут побольше денег, не спрашивая, способен ли ребенок к данному ремеслу, хорошо ли ему будет жить и что выйдет впоследствии»6.
За каждого ребенка, сданного в учение на 4-5 лет, «извозчик» получал от 5 до 10 рублей. При увеличении срока обучения цена возрастала. Она в 3-4 раза превышала сумму, отданную скупщиком родителям, и в значительной степени зависела от внешних данных, состояния здоровья и расторопности малолетнего работника. Лавочник или хозяин мастерской оформлял ребенку вид на жительство, обеспечивал его одеждой и питанием, получая взамен право всевластно им распоряжаться. В судебной практике того времени подобное явление фиксируется именно как торговля детьми. Например, хозяйка одной из ремесленных мастерских на суде объясняла, что в Петербурге принято покупать детей в учение, в результате чего покупатель приобретает право пользоваться рабочей силой ребенка7.
Масштабы торговли детьми в конце XIX века, по мнению современников, приобретали громадные размеры. Круковский рисовал удручающую картину, наблюдавшуюся при появлении скупщика ранней весной: «Стоны, крики, плач, иной раз - ругань слышны тогда на улицах безмолвных деревень, матери с бою отдают своих сыновей, дети не хотят ехать на неизвестную чужбину»8. Закон признавал необходимость обязательного согласия ребенка, отдаваемого в обучение ремеслу, или «в услужение»: «Не могут быть отданы дети родителями без собственного их согласия…»9. На деле же интересы детей в расчет, как правило, не принимались. Чтобы закрепить свою власть над ребенком, покупатели брали от родителей долговую расписку.
Но не только бедность заставляла олонецких крестьян расставаться со своими детьми. Воздействовали и уверения, что в городе ребенок будет определен «на хорошее место». Народная молва хранила память о богатых выходцах из Карелии, сумевших разбогатеть в Петербурге. Рассказы об их капиталах будоражили мысли и чувства карельского крестьянина. Неслучайна пословица - «Miero hinnan azuw, l’innu neidižen kohendaw» - «Мир цену установит, город девушку сделает лучше» По наблюдениям чиновников, священников, учителей каждый отец, имевший нескольких детей, мечтал отправить одного из них в столицу.
Однако не все дети могли быстро привыкнуть к новым условиям жизни в городе. Карельский сказитель П. Н. Уткин рассказывал: «Увезли меня в Питер и определили на пять лет мальчиком к сапожнику. Ну, мне стало жить очень плохо. В четыре часа утра разбудят и до одиннадцати вечера на побегушках». Герой повествования решился бежать10. Многие по разным причинам уходили от хозяев, вынуждены были скитаться. В рапорте уездного исправника Олонецкому губернатору в конце ХIХ века было зафиксировано, что отданные в учение, а по сути дела проданные в Петербург, дети «подчас почти полунагие в зимнее время, прибывают разными путями на родину»11.
Охрана детского труда законодательно распространялась лишь на крупное производство, где надзор за исполнением законов осуществляла фабричная инспекция. Ремесленные и торговые заведения оказывались вне этой сферы. Законодательно возраст вступления в ученичество не оговаривался. На практике обычно не соблюдалось и установленные «Уставом о промышленности» ограничения продолжительности рабочего дня учеников - с 6 утра до 6 вечера, и тем более, назидание мастерам: «…Учеников своих учить усердно, обходиться с ними человеколюбивым и кротким образом, без вины их не наказывать и занимать должное время наукою, не принуждая их к домашнему служению и работам»12. Условия жизни, в которых оказывались подростки, толкали их на преступления. Треть всех правонарушений, совершаемых малолетними в начале ХХ века (а это были в основном кражи, вызванные недоеданием), приходилась на учеников ремесленных мастерских13.
Материалы олонецкой печати дают представление о том, как складывались судьбы проданных в Петербурге детей. Кому-то, как говорила пословица, Питер становился матерью, а кому-то - мачехой. Многие из оказавшихся в столице детей вскоре оказывались «на дне» петербургской жизни. О них инспектор народных училищ С. Лосев писал: «В то же время, когда Великим постом в Петербург направляются из Олонецкой губернии подводы с живым товаром, из Петербурга бредут по деревням и селам пешком, побираясь Христовым именем, оборванные, с испитыми лицами и горящими глазами, нередко пьяные, смиренные при просьбе милостыни и нахальные в случае отказа в ней, молодые парни и зрелые мужчины, изведавшие петербургское «ученье» в мастерских, петербургскую жизнь…»14. Среди них было немало тех, кто в наказание за нищенство или другие проступки был лишен вида на жительство в столице. С детства оторванные от крестьянского труда, эти люди разлагающе воздействовали на односельчан. Пьянство, прежде не свойственное карелам, получало распространение в их среде в конце XIX - начале ХХ века, особенно среди молодежи и 15-16-летних подростков. Тот, кто стыдился своего возвращения неудачником в родную деревню, пополнял ряды «золоторотцев».
Впрочем, немало было молодых людей, которые «удержались на плаву», адаптировались к городской жизни. По мнению современников, из всех «ценностей» городской цивилизации они освоили лишь лакейские манеры и так называемую «пиджачную» культуру, состоявшую в манере одеваться по определенному шаблону. Подростки стремились вернуться в деревню в «городском» костюме, вызывавшем почет и уважение сверстников. Появление новой вещи не оставалось незамеченным близкими и знакомыми. Принято было, поздравляя с обновкой, говорить: «Аnna jumal uwdištu, tulien vuon villaštu» - «дай бог обновку, а в будущем году шерстяную». Как правило, первым делом подросток покупал галоши, которые по возвращении в деревню независимо от погоды одевал по праздникам и на беседы. Затем, если позволяли средства, приобретались лакированные сапоги, часы, пиджак, яркий шарф… Просвещенные современники смотрели на это с иронией. Один из них писал: «Сколько спеси и глупого чванства, к сожалению, приносят лакированные сапоги с собой. Человек перестает узнавать своих ближних из-за блеска сапог. Единственно утешает в сих случаях то обстоятельство, что сняв с себя галоши и сапоги, он становится прежним Васькой или Мишкой»15.
В отличие от отходников на лесозаготовки и другие ближние промыслы, зарабатывавших на новую рубашку к Пасхе, сапоги или пиджак, «питеряки», «питербуры», то есть парни, работавшие долгое время в столице, обладали «щегольским» костюмом и составляли особо уважаемую и авторитетную группу деревенского молодежного сообщества. Вот детали одного из вариантов «изящного» костюма 13-14-летнего парня, возвратившегося в Олонецкую Карелию из Петербурга в 1908 году: пестрые брюки, котелoк, красные перчатки16. Также мог присутствовать зонтик и надушенный розовый носовой платок. Статусная роль одежды в карельской культуре выражена достаточно ярко. Видимо, поэтому в карельском языке слово «herrastua», наряду со значениями «щеголять», «франтить», имеет и другой смысл - «мнить себя начальником».
Наиболее удачливые и предприимчивые «выученики Петербурга», сумевшие разбогатеть и даже стать хозяевами собственных заведений, были, конечно, не многочисленны. Их визитной карточкой на родине становился большой красивый дом, в котором жили родственники и куда время от времени наезжал хозяин. Слава и капиталы этих людей являлись веским аргументом для крестьянина, отправлявшего своего ребенка в столицу.
Влияние города на жизнь подростка в конце XIX - начале ХХ века было неоднозначным. Современники не могли не отметить позитивное воздействие -интеллектуальное развитие юношей и девушек, расширение их кругозора. В большей мере это относилось к тем, кто проработал на фабриках или заводах Петербурга. Вернувшись в деревню, эта немногочисленная часть молодежи уже не расставалась с книгой.
И все же принудительная отправка детей в город вызывала озабоченность прогрессивной части общества. Крестьянин-карел В. Андреев из деревни Сямозеро писал: «Увезенные в город и помещенные в мастерские - они [дети. - О. И.], принужденные жить в помещениях хуже собачьих конур, питаемые отбросами и разной бурдой, постоянно избиваемые хозяевами и мастерами - большинство хиреет, и гостьей всех этих мастерских - скоротечной чахоткой уносится в могилу. Меньшинство же, перенесшее каким-то чудом все эти мытарства, достигало звания мастера, но, живя в пьяной и развратной компании несколько лет, само заражалось этими пороками и преждевременно сходило в могилу или пополняло ряды преступников. Дельных и работящих мастеров считалось и считается весьма мало». Ему вторил крестьянин П. Коренной: «Выходят в люди десятки, сотни гибнут. Их душит городская жизнь, отравляет организм, портит нравственно, возвращая деревне людей болезненных, с испорченной нравственностью»17.
Примечания
1. Олонецкие губернские ведомости. 1897. 10 сентября.
2. Баранцев А. П. Образцы людиковской речи. Образцы корпуса людиковского идиолекта. Петрозаводск. 1978. С. 112.
3. Круковский М. А. Маленькие люди. М. 1907. С. 57.
4. Баранцев А. П. Указ. соч. С. 130.
5. Национальный архив Республики Карелия (далее - НА РК). Ф. 1. Оп. 1. Д. 49/98. Л. 4-5.
6. Матросов Н. Село Кузаранда Петрозаводского уезда//Вестник Олонецкого губернского земства (далее - ВОГЗ). 1908. № 20. С. 15.
7. Труды I Всероссийского съезда по борьбе с торгом женщин и его причинами, происходившего в СПб. С 21 по 25 апреля 1910 г. СПб. 1911. С. 104.
8. Круковский М. А. Олонецкий край. Путевые очерки. СПб. 1904. С. 247.
9. Свод законов Российской империи. Т. Х. Ч. 1. Ст. 2202-2203.
10. Конкка У. О собирании и некоторых особенностях карельских сказок//Карельские народные сказки. М.; Л. 1963. С. 50.
11. НА РК. Ф. 1. Оп.1. Д. 49/98. Л. 4-5.
12. Законы о детях. Сост. Я. А. Канторович. СПб. 1899. С. 177.
13. Окунев Н. А. Особый суд по делам о малолетних: Отчет Санкт-Петербургского столичного мирового судьи за 1910 г. СПб. 1911. С. 37.
14. Холодная В. Г. Символика и атрибутика праздничного костюма парня в русской деревне с 40-х годов XIX по 20-е годы ХХ в.//Мужской сборник. Вып. 1. Мужчина в традиционной культуре. М. 2001. С. 136.
15. И. М. Стекольный промысел в Ладвинской волости Петрозаводского уезда//ВОГЗ. 1909. № 13. С. 20.
16. Лосев С. Наброски и заметки//ВОГЗ. 1909. № 2. С. 9.
17. Андреев В. К открытию в Сямозерской волости двухклассного училища//ВОГЗ. 1908. № 24. С. 20; Коренной П. О нашем сельском хозяйстве//ВОГЗ. 1910. № 15. С. 33.

По причине пристального внимания наших современников к возрождению русских усадеб, появился интерес и к быту дворян, в частности, к тому, как воспитывались дворянские дети, как они одевались и в какие игры любили играть.

С начала XIX века дети стали предметом особого общественного внимания. Забота о воспитании, комфорте ребенка являлась показателем развития дворянского рода, его высокого сознания и культуры. Воспитание юных дворян было, в основном, домашним, семейным. Это значит, что их воспитанием занимались не только родители, бабушки и дедушки, старшие братья и сестры, но и кормилицы и няни, гувернантки и гувернеры.

Няни рассказывали детям сказки и пели колыбельные, тем самым передавая своим воспитанникам народные традиции. Няни были самыми доверенными и любимыми людьми, именно им рассказывали о тайнах и душевных томлениях.

Родители были безусловными повелителями их маленького мира, но их воля доводилась до детей через нянь и воспитателей. Эта ситуация стала меняться лишь после 1860-х годов, когда возникает увлечение новейшими педагогическими теориями, издается множество специальных журналов - как для детей, так и для родителей, и старшие начинают не только вникать во все мелочи воспитания ребенка, но и чаще общаться с ним, поддерживая не только родительские, но и дружеские отношения.

Если воспитанники первого десятилетия XIX века, еще говорили по традиции родителям «вы» и целовали им руку, то уже их дети говорили отцу и матери «ты», и родители сами со смехом отдергивали руки, если дети в шутку пытались их поцеловать.

А.И. Ягодников. Портрет дворянского семейства. Первая половина XIX века

По достижении 7- 8 лет, детей передавали на воспитание гувернеров (для мальчиков) и гувернанток (для девочек), в основном немецкого или французского происхождения. Дабы развить у ребенка хорошие манеры, гувернеры всегда находились рядом с ребенком: ели, гуляли, играли и занимались с ним на иностранном языке. Кроме гувернера, русские дворяне нанимали преподавателя из гимназии, который должен был проходить с ними гимназический курс.

По словам современников, «обязательным считалось для благовоспитанной девицы знание французского, английского и немецкого языков, умение играть на фортепьяно, рукоделия, прохождение краткого курса закона Божьего, истории, географии и арифметики, а также кое-что по части истории литературы, главным образом, французской».

Мальчиков с юных лет приучали к серьезным физическим нагрузкам, воспитывающим силу и выносливость. Они с детства владели собой и были приучены превозмогать страх, отчаяние и боль в любых обстоятельствах. Подобное мужество являлось вовсе не элементом необычайного природного дара, но достигалось путем воспитания. Пушкин писал: «Чему учится дворянство? Независимости, храбрости, благородству. Не суть ли сии качества природные? Так, но образ жизни может их развить, усилить - или задушить». Но у самого же Пушкина есть другое мнение на этот счет. Отрывок из романа в стихах «Евгений Онегин»:

Сперва Madame за ним ходила,
Потом Monsieur его сменил.
Ребенок был резов, но мил.
Monsieur l"Abbe, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя,
Не докучал моралью строгой...

В романе написано, что образование было поверхностным, учили “чему-нибудь и как-нибудь”, а в необходимый набор знаний входит только французский язык, умение танцевать мазурку, “кланяться непринужденно” и “наука страсти нежной”. Читатель узнает из книги, что в круг чтения молодых людей того времени входят Адам Смит, “певец Гяура и Жуана” Байрон и другие романтические авторы, а также романы, в которых “отразился век и современный человек изображен довольно верно», а сентиментальные романы и латынь “из моды вышли”.

«Учебный план» молодого дворянина был более насыщенным, чем у девочек: латынь или греческий, французский язык - как основной в среде дворянского сословия, а также немецкий, английский, итальянский языки. Всеобщая и русская история, география, физика, астрономия, арифметика и геометрия, русская словесность, рисование и музыка и с начала XIX века юноши начали заниматься изучением архитектуры и искусства.

Пройдя дома начальное обучение, мальчики отправлялись в закрытые учебные заведения (кадетские корпуса): Пажеский корпус, Дворянский полк, школа колонновожатых (штабных офицеров) и др. Военная служба считалась престижной для дворян. Корпуса давали воспитанникам общеобразовательную и военную подготовку.

А вот девочек туда отдавали редко, опасаясь, что они переймут от новых подруг какие-нибудь дурные привычки. Тем не менее, некоторые дворянские дочки – те, кто хотел продолжать образование и мог настоять на своем, – тоже учились в гимназиях.

Пажеский корпус (Воронцовский дворец)

Досуг, игры и развлечения дворянских детей

Особенный мир ребенка имел свой жизненный ритм, свой уклад, свои маленькие радости и праздники. Особое место в жизни ребенка занимали игрушки. У кого-то они представляли «скорее пародию на них: тут были скляночки, баночки, бумажные коробочки от лекарств, поломанные карандаши, тетрадки из желтой бумаги домашнего приготовления, рваные куклы из тряпок, камешки, обрубки дерева и тому подобный хлам». А у кого-то это было «сокровище», от которого захватывало дух и разбегались глаза.

Вот как писал о детских играх в XIX веке Егор Арсеньевич Покровский в книге «Детские игры, преимущественно русские. В связи с историей, этнографией, педагогией и гигиеной» (1887 год):

«Есть еще воззрения, практикующиеся относительно воспитания в некоторой части публики и оказывающие немало вредного влияния на успех развития детских игр… В силу этих воззрений, например, быстрые, порывистые движения детей во время игры признаются невозможно грубыми, слишком провинциальными, мужиковатыми; задушевное веселье в играх, к какому способны только дети, о которых сложилась даже поговорка «радуется как дитя», считается совсем неуместным, неприличным, тривиальным. Простота в одежде, какая требуется большей частью для множества свободных детских игр, считается тоже недозволительной, унижающей ребенка до степени мастерового и т.д., а между тем именно разряженных детей, как кукол, по модному французскому журналу… и нельзя посылать на игру, потому что такая одежда будет мешать и свободно бегать, и бороться и т.д.

Относительно немного есть игр, которые рассчитаны на одиночное занятие, наоборот, большинство игр требует соучастия большего или меньшего количества других детей. В этом распределении игр, без сомнения, кроется та цель, чтобы с помощью их, с одной стороны, лучше приучить детей к общению между собой, взаимным услугам, взаимному сохранению своих интересов; с другой – приучить к возбуждению соревнования, взаимной критики, признания достоинства или недостатков, поощрения тех, кто показал в игре большей ловкости, искусства, достоинства, и наоборот, порицания тех, кто так или иначе сплоховал в игре.

Нередко здесь хорошо одаренный ребенок ведет за собой менее способного, один другому помогает совершенствоваться, а в конце концов все друг другу помогают; но вместе с тем все, в сущности, остаются в одинаковых правах…В конце концов все это ведет детей к ближайшему взаимному общению, единению и содружественной работе… Никакой семейный кружок, никакая школа ничего подобного не может дать, а между тем в играх это достигается так легко и просто».

Если девочек, играющих в куклы, готовили к роли матери, будущей хозяйки, то мальчиков воспитывали иначе, их готовили к военной службе. Наиболее распространенными среди игрушек для мальчиков были лошадки-качалки, луки и стрелы, доспехи, винтовки, сабельки, солдатики, предметы для спортивных игр.

Зерцалов В.Т. Мальчик с игрушками. 1824-1825

Помимо каждодневных развлечений в начале XIX века встречались самые простые и естественные занятия. Например, разведение комнатных цветов и растений и уход за ними, сбор и составление гербария, вышивание цветов, составление бисерных цветочных композиций самого разного назначения, акварельные зарисовки цветов и растений и т.д.

Такой досуг, особенно среди дворянских детей, как любые игры, являясь формой отдыха и необременительного времяпровождения в кругу семьи, развивал способности, художественный вкус и одновременно формировал особое отношение к природе как части повседневного бытия.

Забота о собственном садике или цветнике, личном маленьком хозяйстве, который часто устраивали специально для детей, также составлял часть повседневной жизни дворянских детей. Такие игры воспитывали в детях интерес к природе, уважение к труду, прививали вкус к красоте.

В повести Д. В. Григоровича «Гуттаперчевый мальчик» есть описание комнаты для детских игр, которое еще раз подтверждает некий «всеобщий» характер детского быта XIX века: «Пестрые английские раскрашенные тетради и книжки, кроватки с куклами, картинки, комоды, маленькие кухни, фарфоровые сервизы, овечки и собачки на катушках - обозначали владения девочек; столы с оловянными солдатиками, картонная тройка серых коней, увешанная бубенчиками и запряженными в коляску, большой белый козел, казак верхом, барабан и медная труба... - обозначали владения мужского пола. Комната эта так и называлась «игральной».

Павлов К.С. Играющие дети. 1837

Детская комната

В XIX в. становится обыденным явлением появление специальной мебели для детей. Им отводят специальные комнаты - «детские», где они проводят самые ранние годы жизни. Детские комнаты, как правило, помещались в верхних этажах, в антресолях. Они были невысокими. Небольшие окна располагались невысоко от пола. С учетом этого и мебель в антресольных комнатах делали более низкую.

Детская. 1820-е годы

В первую очередь в детской комнате находят свое место детский письменный стол и кровать. Через некоторое время становятся обязательными различные спортивные приспособления в виде шведских стенок или колец, а также этажерки для книг. Большое внимание уделялось и самой комнате. Она должна была быть просторной, светлой и чистой.

Комната для девочек отличалась от комнаты для мальчиков и по цветовой гамме, и по своему назначению. Ведь девочек с детства обучали рукоделию и музыке, поэтому непременными атрибутами в ней были детский столик для шитья и музыкальный инструмент. Девичьи часто оформляли мебелью из ореха, было много кружев и тюля. Зеркало – также обязательный атрибут комнаты, где жила девочка. Однако его часто закрывали специальным чехлом, чтобы хозяйка комнаты в него не засматривалась.

Комнаты мальчиков оформляли более «сухими» тонами. Чаще всего это были сочетания цвета «дуб» с зеленым, серым. Военная тематика выносилась на первый план: картины на стенах, игрушки, книги – мальчик с детства привыкал быть защитником.

Е. А. Андреева-Бальмонт в своих воспоминаниях пишет, что в их доме детские располагались наверху и внизу, на первом этаже, для старших братьев и сестер с гувернантками: «Меблировка в этих комнатах была везде одинаковая: кровать, покрытая белым кисейным покрывалом, перед кроватью коврик. Мраморный умывальник, в который наливалась вода сверху. Шкаф для белья. Письменный стол и этажерка для книг. Только в расстановке вещей на письменном столе и в выборе их проявлялся личный вкус каждого обитателя комнаты. Хотя оригинального было мало, так как младшие дети всегда подражали старшим...»

Детский стульчик

Детское меню

В отношении детского стола больших стеснений обычно не было, хотя не было и баловства. Как правило, детей несколько ограничивали в мясе - его давали немного и даже мясо из сваренного для маленьких бульона вынимали и отправляли бедным. Полностью исключали «возбуждающие напитки» - чай и кофе. В остальном детский стол состоял примерно из тех же продуктов, что и у взрослых. Утром детей поили молоком или бульоном с хлебом, либо давали «габер-суп» - сладкий овсяный суп с сухофруктами. Для здоровья поили травяными чаями, отваром лопуха, молочной сывороткой. В обед полагался суп, одно мясное или рыбное блюдо и десерт. На полдник - что-нибудь сладкое. На ужин - опять молоко с хлебом или каша. Помимо этого за детским столом неизменно бывали яйца, вареные овощи, пироги, масло и творог; в праздничные дни детский стол наполнялся изюмом, черносливом, орехами, и даже свежими фруктами и вареньем.

Завтрак дворянским детям подавался часов в восемь утра, обед - между 12 и часом дня, полдник - часа в четыре, ужин - в 8–9 часов. В промежутках между трапезами никаких перекусов не полагалось, и перехватывать куски детям запрещали.

Детская мода

По портретам детей первой половины XIX века трудно определить, кто изображен - мальчик или девочка. Девочек стригли так же коротко, как и мальчиков. Скорее всего, это было связано с соблюдением гигиены. По воспоминаниям, вши, блохи, клопы и тараканы были распространенным явлением и в дворянских домах.

Подрастая, мальчики начинали носить чулки, панталоны, детские курточки, рубашки с отложным воротничком. Из обуви - «башмаки с бантиками», ботинки, сапоги.

Одевали дворянских детей в обычные дни очень просто и часто в одежду из тканей домашнего производства - холстинки, китайки, домотканого сукна. Платье из покупного ситца предназначалось для воскресных и праздничных дней, и лишь для самых важных торжеств, с большим съездом гостей, шили нарядное платье или костюмчик.

Детское платье для девочек. 1860-е годы

В конце 19 века матросские костюмы стали популярнейшей детской одеждой. Мальчики носили рубашки с шортами или штанами из сине-белой фланели. Девочкам дизайнеры шили платья с матросским воротником или блузы и юбки

Фотоателье Н. Сажина. Портрет детей из семьи Орловых. Муром. 1895. Архив Дюминых

К XIX веку сложился институт семейного дворянского воспитания, включающий воздействие на ребенка членов семьи, нянек, гувернеров, учителей. Как отмечает О.С.Муравьева: «Беспорядочность различных влияний на ребенка нейтрализовалась, во-первых, принадлежностью всех «воспитателей» к одному и тому же кругу общества, придерживающемуся одной культурной традиции; во-вторых, заметной патриархальностью быта, тяготеющего к воспроизводству в каждом следующем поколении прежней, опробованной системы отношений». Основным средством воспитания был сам образ жизни родителей и стиль поведения, усваиваемый ребенком автоматически.

Список использованной литературы:

Бокова В.М. Отроку благочестие блюсти...Как наставляли дворянских детей.- М.: Ломоносов, 2010.- 248с.

В России закон 1 июня 1882 г . устанавливал запрет на работу детей до 12 лет , для детей 12-15 лет ограничивал время работы 8 часами в день (притом не более 4 часов без перерыва) и запрещал ночную (от 9 часов вечера до 5 часов утра) и воскресную работу, а также запрещал применение детского труда во вредных производствах.
Владельцы предприятий должны были «предоставлять возможность» детям, не имевшим свидетельства об окончании по меньшей мере одноклассного народного училища или приравниваемого к нему учебного заведения, посещать школы не менее 3 часов в день или 18 часов неделю.

Введение закона тут же вызвало противодействие со стороны промышленников.

Челябинск. Чаеразвесочная фабрика Высоцкого.

Рабочие и работницы Товарищества ситцевой мануфактуры Альберта Гюбнера

Сначала была введена оговорка о том, что его действие будет ограничено лишь фабриками,.
Затем отсрочили его ввод на год (до 1 мая 1884 г)., причем еще два года по разрешению министра финансов допускались «в случае надобности» работа детей 10-12 лет и ночная работа (не более 4 часов) детей 12-15 лет.

Развеска чая в московской развесной товарищества "Караван"

Развеска чая в московской развесной товарищества "Губкин и Кузнецов"

В 1885 г. был принят закон «О воспрещении ночной работы несовершеннолетним и женщинам на фабриках, заводах и мануфактурах». По нему воспрещалась ночная работа подростков до 17 лет и женщин на хлопчатобумажных, полотняных и шерстяных фабриках. Вступил в силу с 1 октября 1885 г.

Однако, его распространили только на вредные работы в фарфоровом и спичечном производствах .
В 1897 г. закон был распространён также на все текстильное производство .

Хозяйская квартира для учеников екольной мастерской В.Платова
в Шарапове Звенигородского уезда .
Из книги: Курская А.С. Производство часов в Москве и Московской губернии. М., 1914 г.

Законы 1882 и 1885 гг. имели значение временных правил с последующей доработкой.

Но в 1890 г. Законопроект, внесённый в 1890 г. уже ослаблял значение первоначальных законов.
Малолетних рабочих отныне могли, «когда по роду производств это окажется необходимым», привлекать к работе 9 часов в две смены по 4,5 часа. В стеклянном производстве разрешалось даже ставить малолетних на 6 часов ночной работы.
Законодательно определенное ночное время в определенных случаях было сокращено до промежутка с 10 часов вечера до 4 часов утра. Этот закон («Об изменении постановлений о работе малолетних, подростков и лиц женского пола на фабриках, заводах и мануфактурах и о распространении правил о работе и обучении малолетних на ремесленные заведения») был принят Государственным советом и высочайше утверждён 24 апреля 1890 г.

В действительности же детей продолжали эксплуатировать, и, если в крупных городах производилось инспектирование, то в глубинке детский труд и детское бесправие существовало вплоть до 1917 года, пока не был принят первый кодекс о труде, гарантировавший 8-часовой рабочий день и запрещение использовать детей на работах до 16-ти лет.

Село Верховье, Солигаличского уезда. 1910-1914. из альбома Татьяны Дроздовой

В России даже во второй половине ХХ столетия от сельских жителей Карелии можно было услышать рассказы о том, как местные купцы помимо дров, сена, дичи поставляли в Петербург и живой товар. Они собирали малолетних детей у бедняков, обремененных большими семьями, и отвозили их в столицу, где детский труд был широко востребован.
Торговля детьми, скупка и доставка в Петербург дешевой рабочей силы становилась специализацией отдельных крестьян-промышленников, которых в быту именовали «извозчиками» или «рядчиками».
Мальчиков обычно просили разместить в магазины, а девочек — в модные мастерские. Родители снабжали ребенка одеждой и провизией на дорогу, паспорта же вручали промышленнику. С момента увоза судьба детей всецело зависела от случая и, прежде всего, от возницы-промышленника. «Извозчику» не платили за перевоз, он получал деньги с того человека, которому отдавал в обучение ребенка.
За каждого ребенка, сданного в учение на 4—5 лет, «извозчик» получал от 5 до 10 рублей. При увеличении срока обучения цена возрастала. Она в 3—4 раза превышала сумму, отданную скупщиком родителям, и в значительной степени зависела от внешних данных, состояния здоровья и расторопности малолетнего работника. Лавочник или хозяин мастерской оформлял ребенку вид на жительство, обеспечивал его одеждой и питанием, получая взамен право всевластно им распоряжаться.

Охрана детского труда законодательно распространялась лишь на крупное производство, где надзор за исполнением законов осуществляла фабричная инспекция. Ремесленные и торговые заведения оказывались вне этой сферы. Законодательно возраст вступления в ученичество не оговаривался. На практике обычно не соблюдалось и установленные «Уставом о промышленности» ограничения продолжительности рабочего дня учеников — с 6 утра до 6 вечера, и тем более, назидание мастерам: «…Учеников своих учить усердно, обходиться с ними человеколюбивым и кротким образом, без вины их не наказывать и занимать должное время наукою, не принуждая их к домашнему служению и работам». Условия жизни, в которых оказывались подростки, толкали их на преступления. Треть всех правонарушений, совершаемых малолетними в начале ХХ века (а это были в основном кражи, вызванные недоеданием), приходилась на учеников ремесленных мастерских .
***http://www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=1408&n=78

Фабрикант и рабочие.г. Юрьевец Костромской губ. (ныне Ивановская обл.),
1894-1917 из альбома Павла Маслакова

В 1894 году была запущена фабрика братьев Кухтериных - известных и удачливых томских купцов
Рабочий класс немедленно встал в очередь на новую фабрику - даже пристроить сюда ребятишек на набивку коробков родители считали великим счастьем, хотя... детский труд здесь был официально запрещен
На фабрике Кухтериных работало около 400 рабочих: мужчины, женщины и дети. Многие дети начинали работать в 7-8 лет.
Дети набивали коробки спичками. Набивать надо было так, чтобы ни одна спичка не упала. За каждую упавшую спичку платили штраф, за плохое отношение к машинам, станкам, инструментам платили штраф от 15 коп. до 1 руб. В то время коробка спичек стоила 9 копеек, столько же сколько стоило одно яйцо. Работали по 12-14 часов с перерывом на обед и чай / полдник/.
Норма для детей 400 коробков.
***http://ann-vas1.narod.ru/Artikle/s-istori.html

Из архивных источников известно, что весной с началом таяния снега у симских рабочих забирали детей в возрасте от 12 до 16 лет и отправляли на Бакальские рудники. Там их селили в казармах и заставляли дробить руду. Каждому ребенку давали урок - за день надробить и свезти на склад 50 пудов и получали они всего по 3 коп. в день.
***http://unilib.chel.su:6005/el_izdan/kalend2009/sim.htm

Но что представляли из себя шахты Питкяранты в шестидесятые-семидесятые годы XIX века? Вот как пишет об этом первый гидрограф Ладоги, полковник корпуса флотских штурманов А.П.Андреев в своем труде "Ладожское озеро":
"Во всем руднике не только что песни, но и голоса не слышно: стук молотка какой-то глухой, все мертвенно-могильно! ... Ночник маслянный и висит на палке, воткнутой в щель стены; подле него висит маленькая берестяная котомка с каким-то съедобным запасом. Под ногами валяются доски, поленья, куски руды - обстановка незавидная!..подле этой шахты есть здание, где множество мальчиков разбивают на мелкие куски вынутую из шахты руду и ее сортируют..."
***http://pitkaranta.onego.ru/index.php?mod=plant

Бутылочный завод на одну стекловаренную печь был построен в 1898 году в 4-х километрах от поселка Султановский на берегу реки Кумы...К 1906 году на заводе работало уже 250 человек...
Вот что рассказал первый стеклодув завода Василий Арестович Мартыненко: «Главная фигура на заводе - это стеклодув. Обмакнет он тяжеленную полуметровую металлическую трубку в ванне, намотает на нее ком расплавленного стекла и бежит к станку, выдует бутылку и передаст ее отбивщику, а сам бежит в своих башмаках с деревянными подошвами, за новой порцией стекла. Жара невыносимая, но никаких вентиляторов, никаких механизмов очистки воздуха тогда не было.
В таких же условиях находились и подсобные рабочие: повертывальщики, отбивальщики, смазыватели форм и относчики. Их работа еще более однообразная и нудная ».
Работали по 12 часов в смену. Бригада, состоящая из 8 человек, за смену могла в таких условиях выработать в среднем 1200 бутылок и получала за каждую сотню принятой приемщиком посуды по 60 копеек. Деньги распределялись среди бригады. Стеклодув получал за смену 2 руб. 60 коп., а подсобные значительно меньше: повертальщик - 24 коп., относчик - 18 коп.
На подсобных работах использовались дети, начиная с 8 - 9 лет. Поэтому хозяин с удовольствием брал на работу многодетные семьи, чтобы использовать дешевый детский труд.
***http://www.smga.ru/minvody_dorevolucionnoe_vremya.htm

Перепись Иркутска 1864 г. зафиксировала применение и детского труда — 23% детей до 14 лет имели какое-либо занятие: 0,1% были заняты в государственной службе (были писцами); 1,5% в торговле (торговали, либо состояли купеческими приказчиками, конторщиками); 3,3% занимались различными ремеслами (больше всего было портных, сапожников, столяров, плотников, папиросников, скорняков, маляров, но были и мясники, каменщики, печники, прядильщики и др.); домашней прислугой, поденщиками и чернорабочими числилось 8,3% подростков до 14 лет; и больше всего — 9,8% были заняты домашним хозяйством, огородничеством и т.п. Дети, рано начинавшие свою трудовую деятельность, в большинстве своем были несчастны. Многие хозяева лавок, мастерских в крупных и губернских городах, не хотели прекращать работу даже на праздники, не желая, видимо, терять прибыль, а ведь у них большинство подмастерьев составляли малолетние, которые таким образом лишались не только отдыха, но и возможности учиться или по собственному желанию распоряжаться своим досугом в выходные и праздничные дни.
*** http://new.hist.asu.ru/biblio/gorsib2_1/128-135.html

Глуховского прядильщика или ткача среди толпы можно было узнать по зеленому, землистому лицу.
Станки и машины в цехах были расставлены так тесно, что пробираться между ними можно было только боком, с опасностью для жизни. Экономя на всем, стремясь из всего выжать побольше прибыли, Морозов каждый клочок площади использовал с выгодой для себя. Движущиеся части машин — шестерни, ременные передачи, трансмиссии — не были ограждены точно так же из экономии, и на фабриках, из-за этого, каждый день происходили несчастные случаи. То рабочий во время чистки попадет рукой в машину, то он зацепится рваной рубахой за шестерню, то его затянет ремнем под вал трансмиссии. Больше всего страдали дети. Несчастные случаи с ними приключались наиболее часто; дети были менее осторожны, более подвижны, сильнее уставали на работе, нежели взрослые. Из статистических данных явствует, что в 1882 году 67 процентов всех несчастных случаев на Богородско-глуховской мануфактуре происходили с детьми.
Маленьких, худых ребятишек, из которых многим еще не миновало и восьми лет, заставляли таскать тяжелые тюки с хлопком, корзины с пряжей, коробки со шпулями. Жалкие, оборванные, едва держащиеся от усталости на ногах, они обтирали ветошью машины, подметали полы, топили печи. Они были разносчиками, рассыльными, ткацкими учениками. Они при полном рабочем дне с трудом зарабатывали на хлеб. Расчет производился с ними по очень простому
принципу: сколько каждый из них принесет корзинок или тюков, — а перепадало на каждого не более десятка, — столько и получит копеек.
***

Большинство дворянских семей, несмотря на высокую детскую смертность в те времена, были многодетными, и каждый выживший ребенок считался в них Божьим даром. Новорожденный сразу же передавался на руки кормилице, во всяком случае, так было до середины XIX века, пока кормление грудью считалось неприемлемым для благородных дам. Кормилицу выбирали из крепостных, отдавая предпочтение наиболее румяной и полногрудой из них. Кроме нее, при малыше, как правило, была нянька (также из крепостных) или бонна (из-за границы), в зависимости от состоятельности и предпочтений родителей. Мальчикам прививалось понятие о чести дворянина. Долг чести обязывал их быть храбрыми, честными, великодушными, безупречно воспитанными и образованными. «Кому много дано, с того много и спросится», – считали родители, а потому их сыновья должны были уметь подавлять в себе эгоистические порывы и сильные эмоции, скрывать от посторонних глаз огорчения, превозмогать страх и боль. Любые чувства они обязаны были выражать в сдержанной и корректной форме.Умение владеть собой – одно из главных качеств, которые должен был воспитать в себе будущей дворянин. А чтобы мальчику проще было привыкнуть к постоянному самоконтролю, с отроческого возраста он был под неусыпным присмотром гувернера. Роль дядьки отходила при этом на второй план.Как мальчиков, так и девочек воспитывали в православной вере, с которой представления о нравственности, долге и чести были связаны неразрывно. С малых лет девочки всегда должны были быть опрятными, следить за собственным выражением лица, походкой и осанкой. Приобретению «аристократической» осанки, которая считалась не только «визитной карточкой» дворянок, но и залогом здоровья, придавалось огромное значение. Осанку выправляли при помощи специальных упражнений, регулярно заставляли девочек лежать плашмя на полу, на многих из них надевали корсет. Главное – манера правильно держать себя должна была войти в привычку. За этим строго следили гувернантки, не позволяя своим подопечным расслабиться ни на минуту. Физически девочек не изнеживали, напротив, старались закаливать и всячески укреплять их организмы.Повседневная одежда барышень чаще всего была скромной, наряжаться было принято лишь по особым случаям. «Жить в приятном довольстве, избегая пустой роскоши и великолепия», – такой была установка на будущее, таким был и образ жизни, в котором росло большинство дворянских девочек. Вращаясь среди женщин, девицы постепенно овладевали тонкостями ведения хозяйства, получали наставления относительно будущей семейной жизни, постигали искусство нравиться, приобретали изысканные манеры. Одним из самых важных качеств юной дворянки считалась способность держаться без высокомерия со всеми людьми, независимо от их положения. Большое значение для девицы имела ее репутация, которая, разумеется, должна была быть безупречной. О нравственных качествах девушки заботились с особым тщанием: с детства ей внушали о целомудрии, скромности и послушании. Барышня не могла одна выходить на улицу и появляться в общественных местах – только в сопровождении гувернантки, лакея или родственников. А для того чтобы она имела возможность привыкнуть к светской жизни и научилась преодолевать стеснительность, родители посещали с ней детские балы. К 16-17 годам девушек уже начинали «вывозить» по-настоящему, а в скором времени большинство из них выходили замуж.Грамоте детей начинали учить не позже, чем в пять лет. Сначала малыш осваивал кириллицу, а затем должен был научиться читать по складам, что часто было для него стрессом: «аз», «буки», «веди» и прочие буквы складывались в слова с большим трудом. Читать учились по часослову и Псалтыри, так как эти книги были практически в каждом доме, причем их содержанию также придавалось большое значение. Д.И. Фонвизин вспоминал: «Читая церковные книги, ознакомился я с славянским языком, без чего российского языка и знать невозможно». Во второй половине XIX века старинный способ освоения грамоты был вытеснен новым, привычным для нас звуковым.