Глава V
ТЕМА И ИДЕЯ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Идея (греч. idea - первообраз, идеал, идея) - основная мысль произведения, выражающаяся посредством всей его образной системы. Именно способ выражения принципиально отличает идею художественного произведения от научной идеи. Идея художественного произведения неотделима от его образной системы, поэтому не так легко бывает найти ей адекватное абстрактное выражение, сформулировать ее в отрыве от художественного содержания произведения. Л. Толстой, подчеркивая неотделимость идеи от формы и содержания романа «Анна Каренина», писал: «Если бы я хотел сказать словами все то, что я имел в виду выразить романом, то я должен был бы написать роман, тот самый, который я написал, сначала».
И еще одно отличие идеи художественного произведения от идеи научной. Последняя требует четкого обоснования и строгого, часто лабораторного, доказательства, подтверждения. Писатели, в отличие от ученых, не стремятся, как правило, к строгой доказательности, хотя у натуралистов, в частности у Э. Золя, такую тенденцию можно найти. Художнику слова достаточно поставить тот или другой волнующий общество вопрос. В самой этой постановке и может быть заключено основное идейное содержание произведения. Как отмечал А. Чехов, в таких произведениях, как «Анна Каренина» или «Евгений Онегин» не «решен» ни один вопрос, но тем не менее они пронизаны глубокими, общественно значимыми идеями, волнующими всех.
К понятию «идея произведения» близко и понятие «идейность». Последний термин в большей степени связан с позицией автора, с его отношением к изображаемому. Это отношение может быть различным, так же как и различными могут быть идеи, выражаемые автором. Позиция автора, его идеология определяются прежде всего эпохой, в которой он живет, присущими этому времени общественными взглядами, выражаемыми той или иной социальной группой. Для просветительской литературы XVIII века была характерна высокая идейность, обусловленная стремлением к переустройству общества на принципах разума, борьбой просветителей с пороками аристократии и верой в добродетель «третьего сословия». Одновременно развивалась и литература аристократическая, лишенная высокой гражданственности (литература «рококо»). Последнюю нельзя назвать «безыдейной», просто идеи, выра жаемые этим направлением, были идеи противоположного просветителям класса, класса, теряющего историческую перспективу и оптимизм. В силу этого идеи, выражаемые «преци- озной» (изысканной, утонченной) аристократической литературой, были лишены большого социального звучания.
Идейность писателя не сводится только к тем мыслям, которые он вкладывает в свое создание. Важен и отбор материала, на котором базируется произведение, и определенного круга персонажей. Выбор героев, как правило, детерминирован соответствующими идейными установками автора. Например, русская «натуральная школа» 1840-х годов, исповедовавшая идеалы социального равенства, с сочувствием рисует жизнь обитателей городских «углов» - мелких чиновников, бедных мещан, дворников, кухарок и т. п. В советской литературе на первый план выходит «настоящий человек», озабоченный прежде всего интересами пролетариата, жертвующий личным во имя общегосударственного блага.
Чрезвычайно важной представляется проблема соотношения в произведении «идейности» и «художественности». Далеко не всегда даже выдающимся писателям удается воплотить идею произведения в совершенную художественную форму. Нередко художники слова в своем стремлении как можно более точно выразить волнующие их идеи сбиваются на публицистику, начинают «рассуждать», а не «изображать», что, в конечном счете, только ухудшает произведение. Примером такой ситуации может служить роман Р. Роллана «Очарованная душа», в котором высокохудожественные начальные главы контрастируют с последними, представляющими собой что-то вроде публицистических статей.
В таких случаях полнокровные художественные образы превращаются в схемы, в простые рупоры идей автора. К «прямому» выражению волнующих их идей прибегали даже такие величайшие художники слова, как Л. Толстой, хотя в его произведениях такому способу выражения отведено сравнительно мало места.
Обычно художественное произведение выражает главную идею и ряд второстепенных, связанных с побочными сюжетными линиями. Так, в знаменитой трагедии «Царь Эдип» Софокла наряду с основной идеей произведения, гласящей, что человек - игрушка в руках богов, в великолепном художественном воплощении проводятся идеи о притягательности и одновременно бренности человеческой власти (конфликт Эдипа с Креонтом), о мудрой «слепоте» (диалог слепого Тиресия со зрячим телесно, но духовно слепым Эдипом) и целый ряд других. Характерно, что античные авторы даже самые глубокие мысли
стремились выразить только в художественной форме. А что касается мифа, то его художественность без остатка «поглощала» идею. Именно в этой связи многие теоретики говорят о том, что чем древнее произведение, тем оно художественнее. И это не потому, что древние создатели «мифов» были талантливее, а потому, что у них просто не было другого способа выражать свои идеи в силу неразвитости абстрактного мышления.
Говоря об идее произведения, о его идейном содержании, следует также иметь в виду, что оно не только создается автором, но может вноситься и читателем.
А. Франс говорил, что в каждую строку Гомера мы вносим свой смысл, отличный от того, который вкладывал в нее сам Гомер. К этому критики герменевтического направления добавляют, что восприятие одного и того же художественного произведения бывает различным в разные эпохи. Читатели каждого нового исторического периода обычно «вчитывают» в произведение господствующие идеи своего времени. И это действительно так. Разве не пытались в советское время наполнить роман «Евгений Онегин», исходя из доминирующей в то время «пролетарской» идеологии, тем, о чем и не помышлял Пушкин? В этом отношении особенно показательна интерпретация мифов. В них при желании можно найти любую современную идею от политической до психоаналитической. Не случайно З. Фрейд увидел в мифе об Эдипе подтверждение своей идеи об изначальном конфликте сына с отцом.
Возможность широкого толкования идейного содержания художественных произведений как раз и вызвана спецификой выражения этого содержания. Образное, художественное воплощение идеи не является таким точным, как научное. Это и открывает возможность весьма свободного толкования идеи произведения, равно как и возможность «вчитывания» в него тех идей, о которых и не помышлял автор.
Говоря о способах выражения идеи произведения, нельзя не упомянуть учения о пафосе. Известны слова В. Белинского о том, что «поэтическая идея - это не силлогизм, не догмат, не правило, это - живая страсть, это - пафос». И поэтому идея произведения «является не отвлеченной мыслью, не мертвою формою, а живым созданием». Слова В. Белинского подтверждают то, о чем говорилось выше - идея в художественном произведении выражается специфическими средствами, она «живая», а не абстрактная, не «силлогизм». Это глубоко верно. Следует лишь уточнить, чем все же отличается идея от пафоса, ибо в формулировке Белинского такое различие не просматри вается. Пафос - это прежде всего страсть, и она связана с формой художественного выражения. В этой связи говорят о «патетических» и бесстрастных (у натуралистов) произведениях. Идея же, неразрывно связанная с пафосом, все же больше относится к тому, что называют содержанием произведения, в частности, говорят об «идейном содержании». Правда, это деление относительное. Идея и пафос сливаются воедино.
Тема (от греч. thema) - то, что кладется в основу, основная проблема и основной круг жизненных событий, изображенных писателем. Тема произведения неразрывно связана с его идеей. Отбор жизненного материала, постановка проблем, т. е. выбор темы, диктуются теми идеями, которые хотел бы выразить в произведении автор. В. Даль в «Толковом словаре» определил тему как «положение, задачу, о коей рассуждается или которую разъясняют». Этим определением подчеркивается то, что тема произведения - это прежде всего постановка проблемы, «задачи», а не просто те или другие события. Последние могут быть предметом изображения и определяться также в качестве сюжета произведения. Понимание «темы» главным образом как «проблемы» предполагает ее близость к понятию «идея произведения». Эта связь была отмечена Горьким, писавшим, что «тема- это идея, которая зародилась в опыте автора, подсказывается ему жизнью, но гнездится во вместилище его впечатлений еще неоформленно, и, требуя воплощения в образах, возбуждает в нем позыв к работе ее оформления». Проблемная направленность темы часто выражается в самом названии произведения, как это имеет место в романах «Что делать?» или «Кто виноват?». В то же время можно говорить чуть ли не о закономерности, заключающейся в том, что почти все литературные шедевры имеют подчеркнуто нейтральные названия, чаще всего повторяя имя героя: «Фауст», «Одиссея», «Гамлет», «Братья Карамазовы», «Дон Кихот» и т. д.
Подчеркивая тесную связь идеи и темы произведения, нередко говорят об «идейно-тематической целостности» или о его идейно-тематических особенностях. Подобное объединение двух различных, но тесно связанных меж собой понятий представляется вполне оправданным.
Наряду с термином «тема» нередко употребляется и близкий к нему по смыслу - «тематика», что подразумевает наличие в произведении не только главной темы, но и различных побочных тематических линий. Чем масштабнее произведение, чем шире в нем охват жизненного материала и сложнее идейная основа, тем больше таких тематических линий. Основная тема в романе И. Гончарова «Обрыв» - повествование о драматизме поиска своего пути в современном обществе (линия Веры) и «обрыв», которым заканчиваются подобные попытки. Вторая тема романа - дворянский дилетантизм и его губительное воздействие на творчество (линия Райского).
Тема произведения может быть как общественно значимой - именно такова была тема «Обрыва» для 1860-х годов, - так и незначительной, в связи с чем иной раз говорится о «мелкотемье» того или иного автора. Однако следует иметь в виду, что некоторые жанры по самой своей природе предполагают «мелкотемье», т. е. отсутствие общественно значимых тем. Такова, в частности, интимная лирика, к которой понятие «мелкотемье» неприменимо в качестве оценочного. Для крупных же произведений удачный выбор темы является одним из главных условий успеха. Это хорошо видно на примере романа А. Рыбакова «Дети Арбата», небывалый читательский успех которого обеспечила прежде всего острая для второй половины 1980-х годов тема разоблачения сталинизма.
Понятие темы, проблемы, идеи. Дать определение.
Тематические группы. Привести примеры.
Понятие тематики. Определить тематику рассказа И.Бунина «Антоновские яблоки»
Анализ идейно-тематического содержания стихотворения Н.А.Некрасова «Размышления у парадного подъезда»
выделите в стихотворении основные части, характеризующие этапы лирического переживания;
проанализируйте развитие темы, проблемы в каждой части: какие общественные явления отображены в данных образах? Каково эстетическое отношение автора к этим явлениям, как оно выражено? Как соотносятся между собой образы в каждой из частей и каков смысл этих соотношений?
сопоставьте развитие содержания в каждой и частей: что в их повторяется, что изменяется?
сделайте вывод об идее стихотворения.
Литература:
1.Учебники по Введению в литературоведение, по Теории литературы.
2.Скатов Н. «Ты проснешься ль, исполненный сил?» // Скатов Н. «Я лиру посвятил народу своему. – М., 1985. С.73-87.
Тема 5. Сюжет и фабула литературного произведения
Проблема выделения сюжета и фабулы в литературоведении
Сюжет как внутреннее и внешнее движение действия в произведении. Единицы сюжета и фабулы. Событие и ситуация. Ситуация и коллизия.
Типология сюжетных схем: концентрические и хроникальные, их сочетание; внешние и внутреннее действия, их сочетание.
Конфликт как основа сюжета. Основные элементы сюжета. Сюжет в лирике.
Проанализируйте сюжет и фабулу рассказа А.П.Чехова «Тоска»
В каком порядке расположены события?
Есть ли моменты, в которых читатель остается в неведении относительно ряда событий?
Как распределяются в произведении описание, повествование, диалог, монолог?
Опишите сцепления образов в рассказе.
4. Специфика лирического сюжета.
5. Сделать конспект следующих работ:
Выготский Л. С. "Легкое дыхание" // Выготский Л. С. Психология искусства. – Ростов-на-Дону: Феникс, 1998. С. 186-207.
Лотман Ю. М. Структура художественного текста // Лотман Ю. М. Об искусстве. – СПб. : Искусство-СПб.,1998. С.221-229, 264-269
Эйхенбаум, Б. М. Как сделана "Шинель" Гоголя // Эйхенбаум Б. М. О прозе. О поэзии: Сборник статей. - Л. : Художественная литература. Ленинградское отделение, 1986.
Литература:
Введение в литературоведение: Учебное пособие для высш. уч. заведений / Л. В. Чернец, В. Е. Хализев, А. Я. Эсалнек; Под ред. Л. В. Чернец. – Изд. 2-е, перераб. и доп. - М. : Высшая школа, 2004. С. 381-393.
Кожинов В. В. Сюжет, фабула, композиция // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Т. 2. Роды и жанры. - М. : Изд-во АН СССР, 1964. С. 406-450.
Томашевский Б. В. Теория литературы: Поэтика: Учебное пособие для ВУЗов по направлению «Филология», специальностям «Филология» и «Литературоведение». – М. : Аспект-Пресс, 2003. С. 175-206.
Лекция 5. Идея, тема, композиция, сюжет и фабула художественного произведения.
1. Идея художественного произведения.
Идея (от греч. idea – первообраз, идеал) – основная мысль произведения, выражающаяся посредством всей его образной системы. Именно способ выражения отличает идею художественного произведения от научной идеи.
Основной тезис высказываний об искусстве В.Г. Плеханова – «без идеи искусство жить не может» - и эту мысль он повторяет неоднократно, разбирая то или иное художественное произведение. «Достоинство художественного произведения, - пишет Плеханов, - определяется в последнем счете удельным весом того чувства, глубиной той идеи, которые оно выражает».
Для просветительской литературы ХУ111 в. была характерна высокая идейность, обусловленная стремлением к переустройству общества на принципах разума. Одновременно развивалась и так называемая салонная, аристократическая литература «в стиле рококо», лишенная высокой гражданственности.
И в дальнейшем всегда в литературе и искусстве существовали и существуют два параллельных идеологических течения, иногда соприкасаясь и смешиваясь, но чаще разъединяясь и развиваясь самостоятельно, тяготея к противоположным полюсам.
В этой связи чрезвычайно важной представляется проблема соотношения в произведении «идейности» и «художественности». Но даже выдающиеся художники слова далеко не всегда способны воплотить идею замысла в совершенную художественную форму. Чаще всего писатели, всецело «поглощенные» проведением той или иной идеи, сбиваются на обычную публицистику и риторику, оставляя художественную выразительность на втором и третьем планах. Это в равной степени относится ко всем жанрам искусства. По В.Г. Белинскому, идея произведения «является не отвлеченной мыслью, не мертвою формою, а живым созданием».
- 1. Тема художественного произведения .
Тема (от греч. thema) – то, что кладется в основу, основная проблема и основной круг жизненных событий, изображенных писателем. Тема произведения неразрывно связана с его идеей. Отбор материала, постановка проблем (выбор темы) диктуется теми идеями, которые хотел бы выразить в произведении автор.
Именно о такой связи темы и идеи произведения писал М. Горький: «Тема – это идея, которая зародилась в опыте автора, подсказывается ему жизнью, но гнездится во вместилище его впечатлений еще неоформленно, и требуя воплощения в образах, возбуждает в нем позыв к работе ее оформления».
Наряду с термином «тема» нередко употребляется и близкий к нему по смыслу термин «тематика ». Его применение указывает на то, что в произведение включает в себя не только основную, но и целый ряд вспомогательных тем и тематических линий; или темы многих произведений находятся в тесной связи с одной, или набором нескольких родственных тем, образуя обширную тематику одного класса.
3. Сюжет художественного произведения.
Сюжет (от фр. sujet – предмет) – ход повествования о событиях, разворачивающихся и случающихся в художественном произведении. Как правило, любой такой эпизод подчинен основной или вспомогательной сюжетной линии.
Однако в литературоведении нет единого определения этого термина. Существуют три основных подхода:
1) сюжет – это способ развертывания темы или изложения фабулы;
2) фабула – это способ развертывания темы или изложения сюжета;
3) сюжет и фабула не имеют принципиального различия.
Сюжет основывается на конфликте (столкновении интересов и характеров) между действующими лицами. Именно поэтому там, где нет повествования (лирика), там нет и сюжета.
Термин «сюжет» был введен в ХУ11 в. классицистами П.Корнелем и Н. Буало, но они были последователями Аристотеля. Аристотель же то, что именуется «сюжетом», называл «сказанием». Отсюда и «ход повествования».
Сюжет состоит из следующих основных элементов:
Экспозиция
Завязка
Развитие действии
Кульминация
Развязка
Экспозиция (лат. expositio – объяснение, изложение) – элемент сюжета, содержащий описание жизни героев до того, как они начнут действовать в произведении. Прямая экспозиция располагается в начале повествования, задержанная экспозиция помещается в любом месте, но надо сказать, что современные писатели редко используют этот элемент сюжета.
Завязка – исходный, отправной эпизод сюжета. Она обычно появляется в начале повествования, но это не является правилом. Так, о желании Чичикова скупить мертвые души мы узнаем только в конце поэмы Гоголя.
Развитие действия протекает «по воле» действующих лиц повествования и авторского замысла. Развитие действия предваряет кульминацию.
Кульминация (от лат. culmen – вершина) – момент наивысшего напряжения действия в произведении, его перелом. После кульминации наступает развязка.
Развязка – завершающая часть сюжета, окончание действия, где разрешается конфликт и выясняется, обнажается мотивация поступков главных и некоторых второстепенных героев и уточняются их психологические портреты.
Развязка иногда предваряет завязку, особенно в детективных произведениях, где для того, чтобы заинтересовать читателя и завладеть его вниманием, повествование начинается с убийства.
Другими вспомогательными элементами сюжета являются пролог, предыстория, авторское отступление, вставная новелла и эпилог.
Впрочем, в современном литературном процессе мы зачастую не встречаемся ни с развернутыми экспозициями, ни с прологами и эпилогами, ни с другими элементами сюжета, и даже порой и сам сюжет размыт, едва прочерчен, а то и вовсе отсутствует.
4. Фабула художественного произведения .
Фабула (от лат. fabula – басня, рассказ) – последовательность событий. Этот термин ввели древнеримские писатели, имея в виду, видимо, то же свойство повествования, о котором говорил Аристотель.
Впоследствии употребление терминов «сюжет» и «фабула» привело к путанице, разрешить которую практически невозможно, не вводя другие, уточняющие и объясняющие термины.
В современном литературоведении чаще используется трактовка соотношения и фабулы, предложенная представителями русской «формальной школы» и подробно рассмотренная в работах Г. Поспелова. Сюжет они понимают как «сами события», хронологически зафиксированные, тогда как фабула – это «рассказ о событиях».
Академик А.Н. Веселовский в работе «Историческая поэтика» (1906) предложил понятие «мотив », придавая ему значение простейшей повествовательной единицы, аналогично понятию «элемент» в таблице Менделеева. Комбинации простейших мотивов и образуют, по мысли Веселовского, сюжет художественного произведения.
5. Композиция (от лат. compositio – составление, связывание) – построение, расположение всех элементов формы художественного произведения, обусловленное его содержанием, характером и назначением и во многом определяющее его восприятие зрителем, читателем, слушателем.
Композиция бывает внутренней и внешней.
К сфере внутренней композиции относятся все статические элементы произведения: портрет, пейзаж, интерьер, а также внесюжетные элементы – экспозицию (пролог, вступление, предыстория), эпилог, вставные эпизоды, новеллы; отступления (лирические, философские, публицистические); мотивировки повествования и описания; формы речи героев (монолог, диалог, переписка, дневник, записки; формы повествования (пространственно-временную, психологическую, идеологическую, фразеологическую.
К внешней композиции относят деление эпического произведения на книги, части и главы; лирического – на части и строфы; лиро-эпического – на песни; драматического – на акты и картины.
О композиции, как и о других элементах сюжета художественного произведения, известно сегодня многое, но составить идеальную композицию удается далеко не каждому автору. Дело, очевидно, заключается не столько в том, чтобы «знать» как это делать, сколько в наличии таланта, вкуса и чувства меры художника.
6. Идейно-ценностная точка зрения.
Ценностный уровень художественного произведения зависит от системы идейного мировосприятия либо самого автора, либо от точки зрения действующих лиц. Зачастую оценка в произведении проводится с какой-то одной доминирующей точки зрения, подчиняющей себе все остальные.
Если же различные точки зрения противоречат друг другу, то возникает явление внутренней полифонии .
По Б.А. Успенскому, явление полифонии имеет следующие составляющие элементы: 1) наличие в произведении нескольких независимых точек зрения; 2) точки зрения должны принадлежать участникам действия; 3) точки зрения должны проявляться прежде всего в плане оценки, т.е. как точки зрения идеологически ценностные.
7. Языковая («фразеологическая») точка зрения.
Лингвистические средства выражения точки зрения, употребляющиеся для характеристики ее носителя (действующих лиц, героев произведения) могут быть такими: 1) стиль речи повествователя и 2) стиль речей героев (определяются мировоззренческой позицией и автора, и героев). Возможны также различного рода отсылки в тексте к той или иной точке зрения.
8. Пространственно-временная точка зрения.
Образы героев раскрываются наиболее полно в том случае, если совпадают пространственные и временные позиции и повествователя, и персонажей художественного произведения.
9. Психологическая точка зрения обнаруживается, когда повествователь опирается на то или иное индивидуальное сознание. (В «Идиоте» Достоевского рассказ о покушении Рогожина на Мышкина дан дважды – глазами самого Мышкина и повествователя, что помогает представить себе это событие с двух психологически различных точек зрения).
С психологической точкой зрения связан новый тип полифонии – полифония индивидуальных восприятий .
10. Пафос художественного произведения.
В переводе с греческого пафос – страсть, воодушевление, страдание. Эти три слова как нельзя лучше передают смысл того, что принято называть душой художественного произведения.
Термин стали применять еще античные риторы, позже из риторики он перешел и в поэтику. Аристотель считал, что хорошая речь должна быть «патетической», но не чрезмерно эмоциональной и призывал ораторов быть «ровными» и «не идти на поводу у страсти».
В эпоху романтизма к Аристотелю не прислушивались, ибо целью романтизма как раз и было культивирование страсти путем изображения ее бурных проявлений.
В русском литературоведении известна теория пафоса, разработанная В.Г. Белинским. «Искусство, - писал он, - не допускает к себе отвлеченных философских, а тем менее рассудочных идей: оно допускает только идеи поэтические; а поэтическая идея это не силлогизм, не догмат, не правило, это – живая страсть, это – пафос».
В понятие «пафос» в различные эпохи вкладывался и неодинаковый смысл, но при этом современные исследователи (Г. Поспелов) различают несколько видов пафоса.
Пафос героический – «воплощение в действиях отдельной личности...»; пафос драматический , возникающий под воздействием внешних сил, угрожающих желаниям и стремлениям персонажей; пафос трагический состоит в изображении неразрешимых противоречий между требованиями жизни и невозможностью их осуществления; пафос сатирический, сентиментальный и романтический пафосы.
За последние годы понятие о пафосе почти вышло из употребления, так как современный литературный герой является «рефлектирующей личностью», и, как и его автор, чуждается открытого проявления чувств и маскирует их в лучшем случае иронией.
Носители стиля
Для того, чтобы анализировать стиль произведения, необходимо иметь представление об основных стилеобразую-щих аспектах художественного произведения и об их иерархии.
Экспрессивную нагрузку несут все подсистемы литера-ого произведения - как подсистемы, входящие во внешнюю форму, так и подсистемы, входящие во внутреннюю нюю: любой художественный элемент, не говоря уже о каждой подсистеме литературного произведения, многофункционален, и фактически каждая из подсистем выполняет и жанро- Н ую функцию, и стилевую. Но их способности к выполнению жанровой (конструктивной) и стилевой (экспрессивной) функций различны, что обусловливает разную иерархию этих подсистем внутри стилевой и жанровой систем. Подсистемы художественного произведения, взятые в их экспрессивной функции, мы называем носителями стиля.
Иерархия носителей стиля такова.
Это прежде всего "выдвинутые наружу" (П.В. Палиев-ский) пласты и элементы художественной формы, т.е. те составляющие художественного феномена, которые бросаются в глаза, вызывают первоначальную эстетическую реакцию у читателя.
К ним относятся все подсистемы внешней и внутренней формы, взятые в аспекте их выразительности. Первым ввел понятие "носители стиля" А.Н. Соколов в книге "Теория стиля" (М, "Искусство", 1968).
1. Наиболее "выдвинутые наружу" - это все подсистемы внешней формы (собственно текста):
1.1. Выразительность словесной организации, экспрессия слова.
1.2. Выразительность ритмической организации текста.
1.3. Выразительность мелодической организации текста.
2. И это подсистемы внутренней формы (то есть воображаемой, "виртуальной" реальности), рассматриваемые только в аспекте их выразительных возможностей:
2.1. Выразительность пространственно-временной организации (т.е. архитектоника хронотопа).
2.2. Выразительность субъектной организации (экспрессивная окраска голоса субъекта речи).
Тема – понятие многоаспектное. . Слово «тема» («тематика») произошло от др.-гр. thema–то, что положено в основу. Однако сложно однозначно ответить на вопрос: «А что же является основой литературного произведения?». Для кого-то самым главным является жизненный материал – то, что изображается. В этом смысле можно говорить, например, о теме войны, о теме семейных отношений, теме карточной игры, любовных отношений и т п. И всякий раз при этом мы будем выходить на уровень темы. Но можно сказать, что самым главным в произведении является то, какие важнейшие проблемы человеческого существования автор ставит и решает (борьба добра и зла, становление личности, одиночество человека и так до бесконечности). И это тоже будет темой. Еще интереснее ситуация с темой в лирическом произведении.
Понятие это (художественная тема, тематика) в значительной мере скомпрометировало себя догматически узкой интерпретацией, которая упрочилась в отечественном литературоведении начиная с 1920-х годов: темы литературных произведений настойчиво сводились к социальной характерности. Однако ущемление понятия «тема» делает этот термин нефункциональным для анализа огромного числа произведений искусства. Скажем, если мы понимаем тему исключительно как круг жизненных явлений, как фрагмент реальности, то термин сохраняет смысл при анализе реалистических произведений (например, романов Л. Н. Толстого), но становится совершенно непригодным для анализа литературы модернизма, где привычная действительность нарочито искажается, а то и вовсе растворяется в языковой игре. Поэтому если мы хотим понять универсальное значение термина «тема», разговор о нем должен вестись в иной плоскости. Не случайно в последние годы термин «тема» все чаще трактуется в русле структуралистских традиций, когда художественное произведение рассматривается как целостная структура. Тогда «темой» становятся опорные звенья этой структуры. Например, тема метели в творчестве Блока, тема преступления и наказания у Достоевского и т.д. При этом значение термина «тема» во многом совпадает со значением другого опорного термина литературоведения – «мотив».
Во-первых, темами именуют наиболее существенные компоненты художественной структуры, аспекты формы, опорные приемы. В литературе это – значения ключевых слов, то, что ими фиксируется. Так, В.М. Жирмунский мыслил тематику как сферу семантики художественной речи: «Каждое слово, имеющее вещественное значение, является для художника поэтической темой, своеобразным приемом художественного воздействия <...>. В лирике нередко целое поэтическое направление определяется по преимуществу своими словесными темами; например, для поэтов-сентименталистов характерны такие слова, как «грустный», «томный», «сумерки», «печаль», «гробовая урна» и т. п.». Подобным же образом термин «тема» издавна используется в музыковедении. Это–«наиболее яркий <...> музыкальный фрагмент», элемент структуры, который «представительствует от данного произведения» –то, что «запоминается и узнается». В данной терминологической традиции тема сближается (если не отождествляется) с мотивом . Это активный, выделенный, акцентированный компонент художественной ткани. По словам Б.В. Томашевского, темы <...> мелких частей» произведения именуются мотивами, «которые уже нельзя более дробить» (о мотиве в лекции по сюжету).
Другое значение термина «тема» насущно для разумения познавательного аспекта искусства: оно восходит к теоретическим опытам прошлого столетия и связано не с элементами структуры, а впрямую с сущностью произведения как целого. Тема как фундамент художественного творения – это все то, что стало предметом авторского интереса, осмысления и оценки. Данный феномен Б.В. Томашевский назвал главной темой произведения. Говоря о тематике в этой ее стороне не структурной, а субстанциальной), он называл темы любви, смерти, революции. Тема, утверждал ученый, – это «единство значений отдельных элементов произведения. Она объединяет компоненты художественной конструкции, обладает актуальностью и вызывает интерес читателей». Ту же мысль выражают современные ученые А.Жолковский и Ю.Щеглов: «Тема есть некоторая установка, которой подчинены все элементы произведения, некоторая интенция, реализуемая в тексте». Это субстанциальный аспект, т. е. предмет художественного освоения (познания), который безгранично широк и потому трудно определим: искусству есть дело едва ли не до всего. В художественных произведениях прямо или косвенно преломляются и бытие как целое (т. е. присутствует картина мира как упорядоченного или дисгармоничного), и его определенные грани: феномены природы и, главное, человеческой жизни.
Таким образом, значение понятия правомерно (с долей приблизительности) свести к двум основным.
Говоря же в целом, тема – это своеобразная опора всего текста (событийная, проблемная, языковая и т.п.). В то же время важно понимать, что разные составляющие понятия «тема» не изолированы друг от друга, они представляют собой единую систему. Грубо говоря, произведение литературы нельзя «разобрать» на жизненный материал, проблематику и язык. Это возможно только в учебных целях или в качестве вспомогательного приема анализа. Подобно тому, как в живом организме скелет, мышцы и органы образуют единство, в произведениях литературы разные составляющие понятия «тема» тоже едины. В этом смысле совершенно прав был Б. В. Томашевский, когда писал, что «тема <...> является единством значений отдельных элементов произведения». В реальности это означает, что когда мы говорим, например, о теме человеческого одиночества в «Герое нашего времени» М. Ю. Лермонтова, мы уже имеем в виду и событийный ряд, и проблематику, и построение произведения, и языковые особенности романа.
Вот несколько определений.
1) Тема – “круг событий, образующих жизненную основу эпич. или драматич. произведения и одновременно служащих для постановки философ., социальных, этич. и др. идеологич. проблем” (КЛЭ).
2) “Темой обычно именуют круг явлений реальности, воплощаемой писателем. Это простейшее, но и расхожее определение как бы подталкивает нас к мысли, что тема всецело располагается за чертою художественного творения, пребывая в самой реальности. Если это и верно, то лишь отчасти. Самое существенное как раз в том, что это круг явлений, к которым уже прикоснулась художественная мысль. Они стали для нее предметом выбора. И это-то важнее всего, даже если выбор этот еще, быть может, и не сопряжен с мыслью о конкретном произведении <...> Направленность выбора темы определяется не только индивидуальными пристрастиями художника и его жизненным опытом, но и общей атмосферой литературной эпохи, эстетическими пристрастиями литературных направлений и школ <...> Наконец, выбор темы обусловлен горизонтами жанра, если не во всех родах литературы, то во всяком случае в лирике” (Грехнев В. А. Словесный образ и литературное произведение).
Одна (главная) тема может охватывать и группы произведений. Русская литература XIX века по давнему традиционному определению - это разнообразные повествования о так называемых лишних людях и маленьком человеке. Совокупность соответствующих художественных типов позволяет говорить о некоей широкой теме художественной словесности прошлого столетия. И в то же время любое произведение тематически многопланово – в одном и том же тексте мы легко находим разные темы (любви, социального неравенства, смысла жизни и пр.). Иными словами, главная тема всегда предстает как некий синтез, сложное тематическое единство.
С другой стороны, можно сосредоточиться на “предметном” аспекте понятия: тема – это прежде всего круг объектов, изображенных в произведении (“сюжетный” уровень темы, “внешняя тема” с манифестированной проблематикой). Но можно и нужно говорить и о духовно-мировоззренческой стороне темы (говорят о личной теме писателя, о “внутренней теме” произведения). Разумеется, это две стороны одного единства, поскольку в искусстве не существует “натурального” предмета вне его трактовки (один лик революции в “Конармии” И. Бабеля – в ее причудливом переплетении жестокого драматизма социального насилия и героической романтики, иной – в “Двенадцати” А. Блока как безжалостно-очистительная стихия, которая “производит бурю во всех морях - природы, жизни, искусства”) и “внешняя тема” почти всегда, за исключением открытых деклараций и прямых авторских суждений, оказывается формой проявления внутренней. Между ними почти всегда есть знаки-посредники (заглавие “Мертвые души”, связывающее сюжет – историю аферы Чичикова – с внутренней темой омерщвления духа). Соответственно, тематический анализ предполагает и определение главной и частных тем, и соотнесение всего этого комплекса с диадой “внешняя / внутренняя тема”, и интерпретацию системы посредников между ними.
Сама же художественная тематика сложна и многопланова. Во-первых, это те темы, которые затрагивают фундаментальные проблемы человеческого существования. Это, например, тема жизни и смерти, борьба со стихией, человек и Бог и т.д. Такие темы принято называть онтологическими (от греч. ontos – сущное + logos – учение). Онтологическая проблематика доминирует, например, в большинстве произведений Ф. М. Достоевского. В любом конкретном событии писатель стремиться увидеть «отблеск вечного», проекции важнейших вопросов человеческого бытия. Любой художник, ставящий и решающий подобные проблемы, оказывается в русле мощнейших традиций, которые так или иначе влияют на решение темы. Попробуйте, например, изобразить подвиг человека, отдавшего жизнь за других людей, ироничным или вульгарным стилем, и вы почувствуете, как текст начнет сопротивляться, тема начнет требовать другого языка.
Следующий уровень можно в самом общем виде сформулировать так: «Человек в определенных обстоятельствах». Этот уровень более конкретен, онтологическая проблематика может им и не затрагиваться. Например, производственная тематика или частный семейный конфликт могут оказаться совершенно самодостаточными с точки зрения темы и не претендовать на решение «вечных» вопросов человеческого существования. С другой стороны, сквозь этот тематический уровень вполне может «просвечивать» онтологическая основа. Достаточно вспомнить, например, знаменитый роман Л. Н. Толстого «Анна Каренина», где семейная драма осмысливается в системе вечных ценностей человека.
Литературой постигаются черты племен, народов, наций, религиозных конфессий, свойства государственных образований и крупных географических регионов, обладающих культурно-исторической спецификой (Западная и Восточная Европа, Ближний и Дальний Восток, Латиноамериканский мир и т. п.). Присущий подобным общностям тип сознания (менталитет), укорененные в них (в жизни как народа в целом, так и “образованного слоя”) культурные традиции, формы общения, бытовой уклад с его обычаями неизменно отзываются в плодах художественной деятельности. И в произведения искусства неминуемо входят такие реалии жизни тех или иных народов и эпох, как земледельческий труд и охота, чиновничья служба и торговля, дворцовый и церковный обиход; бои быков и дуэли; научная деятельность и техническое изобретательство. В художественных произведениях преломляется также национально специфичная ритуально-обрядовая сторона жизни, ее этикетность и церемониальность, имеющая место как в древности и средневековье, так и в близкие нам эпохи, яркие свидетельства чему – романная дилогия П.И. Мельникова-Печерского и “Лето Господне” И.С. Шмелева.
Существенным звеном художественной тематики оказываются, далее, явления исторического времени . Искусство (от эпохи к эпохе все в большей степени) осваивает жизнь народов, регионов и всего человечества в ее динамике. Оно проявляет пристальный интерес к прошлому, нередко весьма далекому. Таковы сказания о подвигах, былины, эпические песни, баллады, историческая драматургия и романистика. Предметом художественного познания становится также и будущее (жанры утопии и антиутопии). Но наиболее важна для искусства современность автора: “Жив только тот поэт,–утверждал Вл. Ходасевич,–который дышит воздухом своего века, слышит музыку своего времени”.
Наряду с темами вечными (универсальными) и национально-историческими (локальными, но в то же время надындивидуальными) в искусстве запечатлевается неповторимо индивидуальный, духовно-биографический опыт самих авторов. При этом художественное творчество выступает как самопознание, а в ряде случаев и в качестве акта сотворения художником собственной личности, как деятельность жизнетворческая. Эта сторона тематики искусства может быть названа экзистенциальной (от лат. ехistentio– существование). Самораскрытие автора, имеющее во многих случаях исповедальный характер, составило весьма существенный пласт литературы ряда эпох, в особенности же XIX и XX столетий. Писатели неустанно рассказывают о себе, о своих духовных обретениях и свершениях, о драматических и трагических коллизиях собственного существования, о сердечных смутах, порой заблуждениях и падениях. Здесь уместно назвать прежде всего стихи поэтов, в которых вводится итог их деятельности – от “Памятников” Горация, Г.Р. Державина, А.С. Пушкина до вступления к поэме “Во весь голос” В. В. Маяковского и стихотворения “Петербург” В.Ф. Ходасевича. К месту вспомнить и трагически исповедальные “Демон” М.Ю. Лермонтова, “Поэму без героя” А.А. Ахматовой, атмосферу блоковской лирики.
Таким образом, понятие «тема» может рассматриваться с разных сторон и иметь разные оттенки значения.
Проблематика. Вспомним факт, что в русской литературе есть разнообразные повествования о так называемых лишних людях и маленьком человеке. Но столь же очевидно, что общий предмет художнического внимания сильно множится в глазах писателя. Как ни близки нравственные свойства Онегина, Печорина и Рудина, их различия бросаются в глаза при самом приблизительном рассмотрении. Родовые признаки лишнего человека как бы реализуются в его видовых качествах. К тому же существует временной фактор. Как бы глубоко ни изучил, скажем, Белинский Пушкина, мы и сейчас обращаемся к новым работам о нем, и последующие поколения снова в чем-то по-своему прочтут его произведения, соотнесут с теми проблемами, которые выдвинет время.
Это положение о множественности проблем произведения (т. е. его тем и идей) особенно важно подчеркнуть, так как весьма распространено представление о том, что произведение следует свести к какой-то одной, определенной идее. Но вот пример. Всякий внимательный читатель русской классики, заговорив о маленьком человеке в ней, назовет три повести: "Станционный смотритель" Пушкина, "Шинель" Гоголя и "Бедные люди" Достоевского. Три гиганта русской прозы, три родоначальника великой гуманистической темы. Да, Самсон Вырин, Акакий Башмачкин и Макар Девушкин - родные братья в социальном и иерархическом смысле, однако легко увидеть, что в пушкинском персонаже "управляющей силой" его поступков является защита человеческой и отцовской чести, которая, как ему кажется, поругана. А.А.Башмачкин куда как отличная от Вырина модификация духовного состояния бедного чиновника. Может даже вообще показаться, что здесь собственно духовное начало истощено до предела материальными заботами. Почти самозабвенная мечта о шинели грозит обернуться для Башмачкина полной потерей собственно человеческого облика. В ее социальной незаметности и духовной стертости признаки отторжения от жизни нормального человеческого общества. Если бы не было в повести мотива, выраженного словами "это брат твой", были бы все основания говорить о превращении человека в вещь. Тот "электричества чин", который Гоголь считал фактором, определяющим нелепость, гротескность человеческих отношений в холодном Петербурге, по сути делает ирреальным весь правопорядок и уклад. В гоголевской повести человек предстает в жесткой социальной детерминированности, имеющей определенные последствия: был хорошим человеком, да стал генералом. Макар Девушкин - совершенно иной тип чиновника из петербургских трущоб. Он обладает большим внутренним динамизмом в восприятии происходящего. Диапазон его суждений столь велик и контрастен, что порой кажется даже искусственным, но это не так. Есть логика в переходе от стихийного сознания социальной нелепости жизни до примирительного утешения относительно ее бед. Да, говорит Макар Девушкин, я крыса, но я собственными руками хлеб зарабатываю. Да. Он трезво понимает, что одни люди в каретах путешествуют, а другие по грязи шлепают. Но для эмоциональной характеристики его рефлексии подходят словосочетания "болезненная амбиция" и "покорное самоутешение": древние философы ходили босыми, а богатство часто одним дуракам достается. "Все мы вышли из "Шинели", - будто бы сказал Достоевский. Это справедливо, но лишь в общем смысле, ибо колорит гоголевский неприемлем для Макара Девушкина. Ему куда как больше нравится пушкинский персонаж и вся повесть о Вырине. Это легко объяснить. Любовь Макара Девушкина к Вареньке и забота о ней, по существу, единственная нить, связывающая его с духовными формами жизни. Скоро они оборвутся, появится помещик Быков, и Девушкин потеряет Вареньку. И, боясь этого приближающегося будущего, Девушкин негодует по поводу его возможного воспроизведения. Макар Девушкин стоит как бы между Самсоном Выриным и Акакием Акакиевичем. Следовательно, ясно, что перед нами совсем не одинаковые формы воплощения маленького человека, т.е. разные проблемы .
Художественная идея (авторская концепция) – это своего рода сплав обобщений и чувств, который вслед за Гегелем В.Г. Белинский в пятой статье о Пушкине назвал пафосом (“пафос всегда есть страсть, возжигаемая в душе человека идею”). Именно это отличает искусство от беспристрастной науки и сближает его с публицистикой, эссеистикой, мемуарами, а также с повседневным постижением жизни, тоже насквозь оценочным. Специфика же собственно художественных идей заключается не в их эмоциональности, а в их направленности на мир в его эстетической явленности, на чувственно воспринимаемые формы жизни.
Художественные идеи (концепции) отличаются от научных, философских, публицистических обобщений также их местом и ролью в духовной жизни человечества. Обобщения художников, писателей, поэтов нередко предваряют позднейшее миропонимание. «Наука лишь поспешает за тем, что уже оказалось доступным искусству», –утверждал Шеллинг. Еще настойчивее и резче в том же духе высказался Ал. Григорьев: «Все новое вносится в жизнь только искусством: оно воплощает в созданиях своих то, что невидимо присутствует в воздухе эпохи <...> заранее чувствует приближающееся будущее». Эта мысль, восходящая к романтической эстетике, обоснована М.М. Бахтиным. «Литература <...> часто предвосхищала философские и этические идеологемы <...> У художника чуткое ухо к рождающимся и становящимся <...> проблемам». В момент рождения «он их слышит подчас лучше, чем более осторожный «человек науки», философ или практик. Становление мысли, этической воли и чувства, их блуждания, их еще не оформленное нащупывание действительности, их глухое брожение в недрах так называемой «общественной психологии» – весь этот не расчлененный еще поток становящейся идеологии отражается и преломляется в содержании литературных произведений». Подобная роль художника – как предвестника и пророка – осуществлена, в частности социально-исторических концепциях «Бориса Годунова» А. С. Пушкина и «Войны и мира» Л.Н. Толстого, в повестях и рассказах Ф. Кафки, заговорившего об ужасах тоталитаризма еще до того, как он упрочился, и во многих других произведениях.
Вместе с тем в искусстве (прежде всего словесном) широко запечатлеваются идеи, концепции, истины, уже (и порой весьма давно) упрочившиеся в общественном опыте. Художник при этом выступает как рупор традиции, его искусство дополнительно подтверждает общеизвестное, его оживляя, придавая ему остроту, сиюминутность и новую убедительность. Произведение подобной содержательной наполненности проникновенно и волнующе напоминает людям о том, что, будучи привычным и само собой разумеющимся, оказалось полузабытым, стертым в сознании. Искусство в этой его стороне воскрешает старые истины, дает им новую жизнь. Вот образ народного театра в стихотворении А. Блока «Балаган» (1906): «Тащитесь, траурные клячи, / Актеры, правьте ремесло, / Чтобы от истины ходячей/ Всем стало больно и светло»
Разграничение темы и идеи носит весьма условный характер. Разговор об идее подразумевает толкование образного смысла произведения, а подавляющая часть литературных шедевров пронизана смыслами. Именно поэтому произведения искусства и продолжают волновать зрителя и читателя.
Художественная идея – это понятие весьма объемное и можно говорить во всяком случае о нескольких его гранях.
Во-первых, это авторская идея , то есть те смыслы, которые более или менее сознательно предполагал воплотить сам автор. Далеко не всегда идея высказывается писателем или поэтом логически, автор воплощает ее иначе – на языке произведения искусства. Более того, часто писатели протестуют (И. Гете, Л. Н. Толстой, О. Уайльд, М. Цветаева – только некоторые имена), когда их просят сформулировать идею созданного произведения. Это понятно, ведь, повторим замечание О. Уайльда, «скульптор думает мрамором», то есть у него нет «оторванной» от камня идеи. Подобно этому композитор думает звуками, поэт – стихами, и т.п.
Этот тезис весьма популярен и у художников, и у специалистов, но в то же время в нем есть элемент неосознанного лукавства. Дело в том, что художник почти всегда так или иначе рефлексирует и по поводу замысла произведения, и по поводу уже написанного текста. Тот же И. Гете неоднократно комментировал своего «Фауста», а Л. Н. Толстой и вовсе был склонен «прояснять» смыслы собственных произведений. Достаточно вспомнить вторую часть эпилога и послесловия к «Войне и миру», послесловие к «Крейцеровой сонате» и др. Кроме того, существуют дневники, письма, воспоминания современников, черновики – то есть в распоряжении литературоведа оказывается довольно обширный материал, прямо или косвенно затрагивающий проблему авторской идеи.
Подтверждать авторскую идею собственно анализом художественного текста (за исключением сравнения вариантов) – задача гораздо более сложная. Дело в том, что, во-первых, в тексте трудно отграничить позицию реального автора от того образа, который создается в данном произведении (по современной терминологии, его часто называют имплицитным автором). А ведь даже прямые оценки реального и имплицитного автора могут не совпадать. Во-вторых, в целом идея текста, как будет показано ниже, не копирует авторскую идею – в тексте «проговаривается» что-то такое, чего автор мог и не иметь в виду. В-третьих, текст является сложным образованием, допускающим различные трактовки. Это объемность смысла заложена в самой природе художественного образа (вспомним: художественный образ – знак с приращенным значением, он парадоксален и противится однозначному пониманию). Поэтому всякий раз надо иметь в виду, что автор, создавая определенный образ, мог вкладывать совсем не те смыслы, которые увидел интерпретатор.
Сказанное не означает, что говорить об авторской идее применительно к самому тексту невозможно или некорректно. Все зависит от тонкости анализа и такта исследователя. Убедительными оказываются параллели с другими произведениями данного автора, тонко подобранная система косвенных доказательств, определение системы контекстов и т.д. Кроме того, важно учитывать, какие факты реальной жизни выбирает автор для создания своего произведения. Часто сам этот выбор фактов может стать весомым аргументом в разговоре об авторской идее. Ясно, например, что из бесчисленных фактов гражданской войны писатели, симпатизирующие красным, выберут одно, а симпатизирующие белым – другое. Здесь, правда, нужно помнить, что крупный писатель, как правило, избегает одномерного и линейного фактического ряда, то есть факты жизни не являются «иллюстрацией» его идеи. Например, в романе М. А. Шолохова «Тихий Дон» есть сцены, которые сочувствующий Советской власти и коммунистам писатель, казалось бы, должен был опустить. Скажем, один из любимых шолоховских героев коммунист Подтелков в одной из сцен рубит пленных белых, чем шокирует даже видавшего виды Григория Мелехова. В свое время критики настоятельно советовали Шолохову убрать эту сцену, настолько она не вписывалась в линейно понятую идею. Шолохов в один момент послушался этих советов, но потом, вопреки всему, вновь ввел ее в текст романа, поскольку объемная авторская идея без нее была бы ущербной. Талант писателя противился подобным купюрам.
Но в целом анализ логики фактов – весьма действенный аргумент в разговоре об авторской идее.
Вторая грань значения термина «художественная идея» – идея текста. Это одна из самых загадочных категорий литературоведения. Проблема в том, что идея текста почти никогда полностью не совпадает с авторской. В некоторых случаях эти совпадениях разительны. Знаменитая «Марсельеза», ставшая гимном Франции, писалась как походная песня полка офицером Руже де Лиллем безо всяких претензий на художественную глубину. Ни до, ни после своего шедевра Руже де Лиль не создал ничего подобного.
Лев Толстой, создавая «Анну Каренину», задумывал одно, а получилось другое.
Еще нагляднее будет видна эта разница, если мы представим себе, что какой-нибудь бездарный графоман попытается написать роман, насыщенный глубокими смыслами. В реальном тексте от авторской идеи не останется и следа, идея текста окажется примитивной и плоской, как бы ни хотел автор обратного.
Это же несовпадение, хотя и с другими знаками, мы видим у гениев. Другое дело, что в таком случае идея текста окажется несоизмеримо богаче авторской. Это и есть тайна таланта. Многие смыслы, важные для автора, будут утрачены, но глубина произведения от этого не страдает. Шекспироведы, например, учат нас, что гениальный драматург часто писал «на злобу дня», его произведения полны намеков на реальные политические события Англии ХVI – ХVII вв. Вся эта смысловая «тайнопись» была важна для Шекспира, возможно даже, что именно эти идеи провоцировали его на создание некоторых трагедий (чаще всего в связи с этим вспоминают «Ричарда III»). Однако все юансы известны только шекспироведам, да и то с большими оговорками. Но идея текста от этого нисколько не страдает. В смысловой палитре текста всегда есть что-то, не подчиняющееся автору, чего он не имел в виду и не обдумывал.
Именно поэтому представляется неверной точка зрения, о которой мы уже говорили, – что идея текста исключительно субъективна, то есть всегда связана с автором.
Кроме того, идея текста связана с читателем . Ее может почувствовать и обнаружить только воспринимающее сознание. А жизнь показывает, что читатели часто актуализируют разные смыслы, видят в том же тексте разное. Как говорится, сколько читателей, столько и Гамлетов. Выходит, нельзя полностью доверять ни авторскому замыслу (что хотел сказать), ни читателю (что почувствовали и поняли). Тогда есть ли вообще смысл говорить об идее текста?
Идея существует не в раз и навсегда застывшем виде, а в виде смыслопорождающей матрицы: смыслы рождаются всякий раз, когда читатель сталкивается с текстом, однако это вовсе не калейдоскоп, здесь есть свои границы, свои векторы понимания. Вопрос о том, что является постоянным, а что переменным в этом процессе, еще очень далек от своего решения.
Ясно, что воспринятая читателем идея чаще всего не идентична авторской. В строгом смысле слова полного совпадения не бывает никогда, речь может идти только о глубине разночтений. История литературы знает множество примеров, когда прочтение даже квалифицированного читателя оказывается полной неожиданностью для автора. Достаточно вспомнить бурную реакцию И. С. Тургенева на статью Н. А. Добролюбова «Когда же придет настоящий день?» Критик увидел в романе Тургенева «Накануне» призыв к освобождению России «от внутреннего врага», в то время как И. С. Тургенев задумывал роман совершенно о другом. Дело, как известно, кончилось скандалом и разрывом Тургенева с редакцией «Современника», где была напечатана статья. Отметим, что Н. А. Добролюбов оценил роман очень высоко, то есть речь не может идти о личных обидах. Тургенева возмутила именно неадекватность прочтения. Вообще, как показывают исследования последних десятилетий, любой художественный текст содержит в себе не только скрытую авторскую позицию, но и скрытую предполагаемую читательскую (в литературоведческой терминологии это называется имплицитным, или абстрактным, читателем). Это некий идеальный читатель, под которого строится текст. В случае с Тургеневым и Добролюбовым расхождения между имплицитным и реальным читателем оказались колоссальными.
В связи со всем сказанным можно, наконец, поставить вопрос об объективной идее произведения . Правомерность такого вопроса уже была обоснована, когда мы говорили об идее текста. Проблема в том, что считать объективной идеей. Судя по всему, у нас нет другого выхода, кроме как признать объективной идеей некоторую условную векторную величину, складывающуюся из анализа авторской идеи и множества воспринятых. Проще говоря, мы должны знать авторский замысел, истории интерпретаций, частью которой является и наша собственная, и на этом основании найти некоторые важнейшие точки пересечения, гарантирующие от произвола.