Дореволюционная русская крестьянская и рабочая семья. Крестьянская семья XIX – начала XX века

В крестьянской семье царил дух взаимопомощи, обязанности были строго распределены, из поколения в поколение передавались традиции, трудовые навыки, нравственные устои.

Авторитет семьи в народе был необычайно высок. Человек, не желавший в зрелом возрасте заводить семью, вызывал у соседей подозрение. Только две причины считались уважительными - болезнь или желание уйти в монастырь.

В XVII в. преобладали семьи из 10 человек, состоящие как правило, из представителей двух поколений - родителей и детей.

В основе крестьянского супружеского союза лежал прежде всего хозяйственный интерес. Такое святое для многих людей чувство, как любовь, редко бралось в расчет. Помещик женил крепостных по своему усмотрению. Да и народная традиция не предусматривала обоюдного согласия юноши и девушки на брак - за них все решали родители.

Лучшей свадебной порой на деревне считались осень и зима, когда были закончены все сельскохозяйственные работы. У крестьян появлялось свободное время, которого требовалось немало для подготовки свадебного торжества.

Свадьбе обязательно предшествовало сватовство. Главную роль при сватовстве играла сваха. «Не выбирай невесту, выбери сваху», -- поучала народная мудрость. Чаще всего эту обязанность исполняла немолодая, опытная женщина, родственница или знакомая семьи жениха. От свахи требовалось особое умение красиво и убедительно говорить, ведь часто ей приходилось расхваливать не слишком ходовой «товар».

Обычно сваха приходила в дом невесты и издалека, иносказаниями и намеками заводила разговор. Ее диалог с родителями невесты мог выглядеть примерно так. Сваха: «У вас -- товар, у нас -- купец». Если родители хотели отказать, они отвечали: «Наш товар непродажный», если желали продолжить разговор, приглашали сваху к столу, «на хлеб-соль».

В дом невесты приходила мать жениха, либо ее доверенное лицо - смотрительница. Она разговаривала с девушкой и внимательно наблюдала за ней, желая убедиться, насколько та умна и хороша собою.

После смотрин происходил «сговор». Тут уж в гости к родителям невесты приезжал сам жених с отцом или старшим братом. Их встречали у ворот дома как почетных гостей, провожали в избу и усаживали на лавку в красный угол. В сговоре участвовали только мужчины. Сама невеста жениху не показывалась: пряталась за печью или скрывалась на полатях. Обе стороны договаривались о свадебных расходах, сроках, размерах приданого, подарках жениха не весте. Затем в знак согласия «били по рукам». С этого момента вопрос о свадьбе считался решенным и начиналась ее подготовка.

В крестьянских семьях родители чуть ли не со дня рождения дочери начинали собирать в отдельный сундук ее приданое: куски полотна, одежду, обувь, украшения, постельное белье и многое другое. Выучившись рукоделию, девушка пополняла сундук собственными изделиями - вышитыми, связанными, сотканными.

Вечером, накануне свадьбы, в доме невесты устраивав девишник. Подруги помогали укладывать приданое, а невеста, прощаясь с ними, пела грустные песни.

Исстари повелось, что жениха, будь он даже из холопов, в день свадьбы величали «князем», а невесту -- «княгиней». Перед торжеством, согласно древней традиции, им в услужение назначали свадебные чины из родственников и друзей: «тысяцкий», «дружки», «бояре», «постельничий», «поезжане» и др. Тысяцкий был главным распорядителем на свадьбе. Он везде и всюду сопровождал жениха. Дружки созывали гостей, произносили речи, рассылали подарки от имени молодых. Поезжане сопровождали свадебный поезд. Бояре составляли коллектив почетных гостей.

С утра в день свадьбы все участники торжества собирались в домах жениха и невесты. Из дома невесты перевозили постель. Ее сопровождал целый конный поезд. Впереди верхом ехал невестин дружка, за ним -- сани с постелью, в которых сидел постельничий. Сзади, на вторых санях, ехала невестина сваха. В доме жениха постель ставили в заранее приготовленное помещение -- сенник, где молодым предстояло провести первую брачную ночь. Обычно это была отдельно стоящая «холодная» постройка. Обязательно соблюдалось лишь одно условие: на чердаке не должно было земли, чтобы, по суеверным представлениям, сенник ничем не напоминал могилу.

Приближался час венчания. Невесту обряжали в свадебное платье. В древности на Руси его шили из красной ткани. Одевание сопровождалось плачем невесты, символизирующем прощанием с молодостью и свободой.

Особое значение при одевании невесты, да и во всем свадебном чине, имел обряд «чесания головы». По традиции незамужняя женщина на Руси носила одну косу - символ девичества - и венец. Готовя невесту к венчанию, сваха расплетала ей косу и расчесывала волосы гребнем, смоченным в слабом медовом растворе. Вплетенную в косу ленту дарили кому-нибудь из близких подруг.

После венчания с невесты снимали венец, а волосы заплетали в две косы и убирали под кику -- головной убор замужней женщины. С этих пор ее волосы не должен был видеть никто из посторонних.

В церковь жениха и невесту сопровождал свадебный поезд: все свадебные чины, родные, друзья. Поезд вез также венчальные свечи жениха и невесты, каждая из которых могла весить больше пуда. После венчания при выходе из храма сваха осыпала молодых хмелем, считавшимся символом плодородия. Теперь свадебный поезд направлялся к дому жениха. Его родители на пороге встречали новобрачных с образами и хлебом-солью и благословляли их.

За свадебным столом, пока гости ели, пили и веселились от души, молодым полагалось сидеть чинно и не прикасаться к еде. Свадебный пир сопровождался песнями, главными среди которых были величальные в честь жениха и особенно лиричные в честь невесты.

В разгар свадебного пира тысяцкий уводил новобрачных в сенник. Там их кормили и оставляли одних. В опочивальне между молодыми совершался древний обряд разувания. Жена в знак покорности мужу должна была снять с его ног сапоги. В одном из них лежала монета: если молодая снимала первым именно этот сапог, то, по примете, ее ожидало счастье в семейной жизни. В противном случае считалось, что ей всю жизнь придется рабски угождать мужу. При разувании муж в знак своей власти легонько ударял жену плетью, полученной в подарок от тестя.

Обряд разувания наглядно демонстрировал характер будущих отношений между супругами. Средневековая женщина была полностью зависима от мужа. Его власть над женой утверждалась не только силой авторитета, но нередко и прямым насилием. Бить жену считалось в порядке вещей не только в крестьянской, но и в боярской среде. «Домострой» на этот счет высказывался положительно. В народной среде прочно бытовало представление: если муж не бьет жену, значит он ее не любит И все же положение женщины из простонародья было намного свободнее, чем в боярской или купеческой среде. Крестьянка, занимаясь хозяйством, могла свободно выйти из дома по воду к колодцу или на реку, пойти в лес по трибы и ягоды, на жатву в поле. Боярыни же и купчихи вели затворнический образ жизни. Женщина, тянувшая значительную часть воза крестьянских забот, пользовалась немалым уважением в семье. Ее роль особенно возрастала после смерти мужа. Нередко вдова становилась главой дома и приобретала дополнительный вес не только в семье, но и в крестьянской общине. Рождение детей в семье всегда радость. Однако крестьян (особенно радовало рождение мальчика. Объяснялось это просто: община выделяла семье надел пахотной земли - на каждого родившего, ребенка мужского пола.

Родители были для своих детей непререкаемым авторитетом. Даже взрослый сын беспрекословно подчинялся отцу. Авторитет родителей поддерживали и государство, и церковь.

Семейные отношения крестьян были освещены вековыми традициями. Многие из них безвозвратно ушли в прошлое, некоторые продолжают жить, составляя часть нашего бытия или, как сегодня принято говорить, часть русского менталитета.

крестьянская семья

Альтернативные описания

В России до 1917 г. - усадьба, совокупность жилых и хозяйственных построек

В Древней Руси и Московском государстве - совокупность служилых людей или вассалов при усадьбе феодала, войско, состоявшее из этих людей

Бывает не только птичий и скотный, но и монетный

Единица счета деревенских домов

На Руси всякое казенное или общественное здание, заведение

Он бывает и королевским, и деревенским, и даже скотным

Отдельное крестьянское хозяйство

Повесть А. Караваевой

Территория при доме

Улица около дома

Участок земли между домовыми постройками одного владения

Хозяйство как единица обложения

В Московском государстве - государственное учреждение, ведавшее различными хозяйственными и административными делами

В России до 1917 г. - монарх и приближенные к нему лица, в этом значении слово появилось при Иоанне III

Территория около дома

. «король и его команда»

Место для детской площадки

Роман американского фантаста К. Саймака «Необъятный...»

Картина французского живописца Ш. Добиньи «Крестьянский...»

Гостиный, Мытный или Колымажный

Приставка к беспородному «терьеру» (шутл.)

Монетный...

Скотный...

Проходной...

Постоялый...

Стихотворение Б. Пастернака

Место выгула собак

Территория перед домом

Королевское окружение

Монетный или постоялый

Где чеканят монеты?

Территория рядом с домом

Царское окружение

Мытный...

Что такое патио?

Окружение монарха

Ни кола, ни этого нет у бомжа

Место, где играют в дыр-дыр

Скверик с песочницей

Огороженный участок у дома

Королевская тусовка

Там, на траве дрова

Матренин у Солженицына

Место для дров на траве

Территория возле дома

Окружение короля

Колымажный...

Часть суши, окруженный домами

Монарх и его окружение

Ни кола, ни этого нет у бродяги

Место перед домом

Земля при доме

Пространство возле дома

Терририя около дома

Мужика кормит, а короля объедает

Место для игры в прятки

Стратовулкан-кальдера на Камчатке

Пришел праздник-гость на...

Огороженый участок земли при доме

Отдельное крестьянское хозяйство

Крестьянский дом со всеми хозяйственными постройками

Казённое или общественное здание на Руси

. "Король и его команда"

Где чеканят монеты

М. место под жилым домом, избой, с ухожами и оградой, забором; собств. простор между всеми строениями одного хозяйства; в деревнях, дом, изба, дым, тягло, семья, с жильем своим. Место во дворе, под жилой дом с ухожами, усад. Жить с кем двор обо двор, рядом, соседом. деревне этой десять дворов, да две кельенки, две одиночные избушки, без двора. Взять зятя во двор, в дом. Тяглый двор, тягло. Стоялый, постоялый, заезжий, выезжий двор, крестьянская гостиница для проезжих. Крытый двор, под крышей, под поветью, твер. дрин. сев. губ. по обилию леса и долгой, снежной зиме, крестьянские дворы бывали большие, крытые, со многими ухожами, пристроями и двором, назыв. всю стройку с забором, кроме жилой избы. Держать двор, содержать постоялый двор. Задний или черный двор, особое место за двором, для скота, птиц или временной свалки навоза и сора. Сибири двор собственно скотный двор, загон, баз, дворок, варок (два начала, варить и двор соединяются). Двор, в рыболовстве, в учугах, загородь, куда заходит рыба, также место в море, обметанное сетьми, при ловле белуг арх. и тюленей астрах. Двор или разъезд вентера, мережи арх. раструб в большой катели, самый вход для рыбы, ворота. Двор, в рудниках, всякая просторная выработка, шире обычного хода, особ. у рудоподъемной шахты, для складки руды и простора нагрузки. Вешнячный двор, у заводских плотин, огороженое сваями место, перед вешнячным и ларевым прорезами, для удержания напора льда и наносного леса. Лесной, дровяной двор, где идет продажа леса, дров. Встарь всякое казенное или общественное здание или заведение; поныне остались: монетный, колымажный двор и пр.; были еще: посольский, где стоял посольский приказ; земский, в Москве, управа благочиния; мытный, род таможни, где собиралась пошлина; печатный, типография, печатня; казенный, где хранились вещи для расхода на подарки, жалованье, украшенье и пр., род царской кладовой; житный и хлебный, казенные, дворцовые житницы и пекарни; кормовой, дворцовые кладовые, где хранились и готовились все съестные припасы, кроме хлебенных; сытенный или сытный, приспешный; денежный, монетный; пушечный, артиллерийский. Гостиный двор, встарь и ныне местами на азиатской границе караван-сарай, торговое подворье, здание для пристанища приезжих купцов, с их вьючным и упряжным скотом, с товарами и пр., вообще же, ряды, лавки, здание с лавками и кладовыми для товара, в Москве город. Двор у сохи, промежуток между рогалем и поперечиною. Двор также государь страны со всем семейством своим и состоящими при них сановниками и чинами; иногда же государь и совет его или министры; высшее правительство. Боярский двор, стар. вооруженные холопы, челядь, следовавшая за своими барами в походы. Дворик так мал, что повернуться негде. Он держит дворок и этим кормится. Грязный дворишка. Пора гостям по своим дворам. Просим, опричь хором, всем двором, в гости. Сколько дворов, столько господ, о мелкопоместных. Деревня большая: четыре двора, восемь улиц. Двор что город, изба что терем. Лошадь ко двору, удалась и пошла впрок; не ко двору, негодна. Сивая лошадь черноволосому покупателю не ко двору. На дворе тепло, холодно, вне дома, под открытым небом. Баран по дворам, а овцы по подворьям. Плохой муж умрет, добрая жена по дворам пойдет. Кабы не выронил пера, не знал бы и двора, тесть о зяте. Бог даст, батюшка дворик продаст, а балалаечку купит. Что двор, то говор, что старец, то ставец. двор, а вор, и лес, и бес. Что ни двор, то вор; что ни клеть, то склад. Принесло во двор, вынесет в трубу. Что к соседу на двор упало, то пропало. Двором жить не лукошко шить, как ни сшил, все ладно. ленивого, что на дворе, то и на столе, ничего. Меньше на дворе (добра), легче голове. Одни ворота, что на (во) двор, что со двора. Ни кола, ни двора, ни мила (или ни мала) живота. Двор кольцом, три жердины конец с концом, три кола вбито, три хворостины завито, небом покрыто, светом огорожено. Приговорил к себе во двор, ан вышел вор. То не беда, коли на двор взошла, а то беда, как со двора-то нейдет. Чей двор, того и хоромы, чей берег, того и рыба, чей конь, того и воз, чья земля, того и сено. Муж задурит, половина двора горит; а жена задурит, и весь сгорит. Веселая голова, не ходи вкруг моего двора. Хохлатые куры двором ведутся, а веселые девушки хозяюшкой. Зацепил, потащил; а сорвалось не ко двору пришлось. Не пришло поле ко двору, пускай его под гору! Не каждый конь ко двору приходится. Живет та пора, что выдти стыдно со двора. Взойдет солнце и к нам на двор. По двору-подворью в добром здоровье. Двор и дворец вост.-сиб. небольшая ложбина на солнопеке (южном склоне), поросшая леском. Дворец умалит. ниж. задний, скотный двор; сиб. заимка, хутор, дача, усадебка особняком; монастырское хозяйственное заведение, для земледелия и скотоводства, ферма. Дворец м. дворище ср. стар. дом владетельной особы, иногда и великолепный дом министерства, посольства или известного, богатого вельможи. Путевые дворцы, выстроенные на пути проезда, для высочайших особ. Молодец хоть во дворец, в служители. Дворец, дворок вор. кур. заезжий, постоялый двор. Дворища увелич. двор; дворище, место, где было здание, двор, правильнее дворовище. Дворовый, ко двору относящийся, принадлежащий; о дворе государевом говорится придворный. Дворовые люди, прислуга в барском доме; бывшие безземельные крепостные, на всем барском содержании. Дворовая птица, домашняя, ручная. Дворовы да поповы плодливы. Рогатой скотины ухват да мутовка; дворовой птицы сыч да ворона. Дворовая крепь, горн. деревянное крепление рудных дворов. Дворовый воевода, стар. генералы. Дворовая пошлина, стар. сбор с людей и возов в гостиных или торговых дворах. как сущ. тул. вологодск. домовой, дедушка, соседко. Дворовое сущ. ср. плата в постоялых дворах, за постой. Двороветь, о диких животных, особ. птице, ручнеть, жить, водиться во дворе. Дикие гуси дворовеют скорее уток. Дворский, дворовый или придворный, дворцовый. Сущ. м. стар., род приказчика над дворцовою волостью; голова княжих и архиерейских отчин. Дворный, дворовый, дворский; иногда придворный. Дворная, дворовая собака, дворняга, дворняжка, не комнатная, не чабанья, не гончая и не борзая, живущая на дворе, сторожковая. Дворное ср. симб. испражнение, наниз. не просторно, да дворно, нареч. улежно, уживчиво. Так надо, чтоб было дворно, да не просторно (не исторно). Непросторно, да дворно, и обратно. Дворно, да не просторно. Дворцовый, ко дворцу относящийся, ему принадлежщ. Дворцовые гренадеры, ближайшая стража при дворе. Дворцовые записки, дневник, в который записываются события и случаи при дворе. Дворник м. содержатель постоялого двора, хозяин заезжого дома. Работник и сторож при всяком доме. стар. смотритель над торговым двором, рядский староста. Дворница ж. хозяйка постоялого двора женщина, которой поручен надзор за двором пск. вообще хозяйка дома. Какова дворница, такова у нее горница. Кто горницу, а кто дворницу, хвалит, любит. Дворничиха ж. жена дворника. Дворников, дворницын, дворничихин, им принадлежащий. Дворницкий, дворничий, им свойственный. Дворничать, быть, служить дворником, содержать постоялый двор. Дворничанье и дворничество, промысел, занятие и состояние дворника, в разн. знач. Дворыничать твер. побираться или заниматься по чужим дворам, от своего хозяйства. Дворить что кому; безличн. счастливеть, удаваться, приносить счастье, пользу; спорить, идти впрок. Не дворит тебе у нас в дому, хвораешь. Не дворит тебе лошадка, не ко двору пришлась. Дворун м. дворуха, дворушка ж. двористая скотина, которая дворит хозяину, пришлась ко двору, счастливая. Дворчивый, дворливый, о скоте, привычный ко двору, не бродящий. Дворовой м. пск. яросл. или дворовик, домовой, невидимый покровитель и колоброд в доме. Дворецкий м. служитель в барском доме, заведывающий столом, питиями, припасами и порядком хозяйства. Стар. такое же звание при дворе или дворце: дворецкий с путем, стар. чиновник для той же должности во время пути, путешествий государя? или с жалованьем, поместьем? он же дворский, и ведет все частное добро князя. Дворечиха ж. жена дворецкого; дворечихин, ей принадлежащий. Дворечий, ему свойственный. Дворечить, быть дворецким занимать где должность эту. Дворечество, дворецство, состояние, звание дворецкого. Дворщина ж. собират. низшие служители вообще, придворная прислуга. Дворня ж. дворовые люди, вся прислуга в барском дворе и доме. Дворня вотчину съела. Куда барин, туда и дворня. хорошего барина и дворня хороша. Дворня да псарня барина съела. Дворня хамово отродье. Куцая дворня мужику не ровня: ложкой не хлебает, с тарелки лакает. Дворовщина ж. барщина во дворе, работа крестьян по наряду на усадьбе барской, у скота, в саду и огороде, чистка и пр. Дворятина об. бранное дворовый человек. Дворович, дворовична, рожденный во дворе, от дворни. Дворчанин м. стар. крестьянин дворцовой волости, села. Дворченок м. дворчата мн. дворовые ребятишки, дети. Дворовик или дворыш м. неопределенное название всего дворового, напр. дворня, дворченок, дворняжка, дворун и пр. Дворянин м. дворянка ж. дворяне мн. начально придворный; знатный гражданин на службе при государе, чиновник при дворе; звание это обратилось в потомственное и означает благородного по роду или по чину, принадлежащего к жалованному, высшему сословию, коему одному только предоставлено было владеть населенными именьями, людьми. Родовой, коренной дворянин, которого предки, в нескольких поколениях, были дворяне; столбовой, древнего рода; потомственный, который сам, или предок его в недальнем поколении, выслужили дворянство; личный, выслуживший дворянство за себя, но не за детей своих. Вологод. дворянин, приемок, влазень, взрослый парень, взятый вовсе в дом, особ. призяченный зять. На свадьбах дворянами зовутся бояре, поезжане, все гости, как бы составляющие на сей день двор молодых, князя и княгини. Ни купец, ни дворянин, а своему дому (делу, слову) господин. На Руси дворянин, кто за многих один. Чести дворянин не кинет, хоть головушка сгинет. Не богат дворянин, да едет не один. Дворянином быть не сможется, а мужиком жить не хочется. Не новгородский дворянин, и сам сходишь. Не прикасайтесь черти к дворянам, а жиды к самарянам. Не прикасайтесь жиды к самарянам, а мужики к дворянам. Наши миряне родом дворяне: работы не любят, а погулять не прочь. Куда дворяне, туда и миряне. Дворянчик м. насмешливо, молодой дворянин. Дворянич, дворянский сын. Дворянский, принадлежащий, свойственный дворянам, к ним относящийся, из них составленный и пр. Дворянский род. Дворянская грамота. Дворянский полк, упразднен. Дворянское собрание в губерниях бывает общее, для выборов и важных дел; депутатское, где собираются только предводители и депутаты, для учета расходов земства и решения дел. Дворянский сын с погляденья сыт, мало ест. Дворянский сын, что ногайский конь: умирает, так хоть ногой дрягает, не покидает барских замашек. Дворянское кушанье: два грибка на тарелочке. Дворянская служба, красная нужда, о старинной воен. службе. Спесь дворянская, а ум крестьянский. спеси дворянской, да разум крестьянский. Честен перстень на дворянской руке. Дворянство ср. сословие дворян, общество их. Звание, достоинство дворянина. Ныне чин полковника дает потомственное, а прочие чины личное дворянство. Счастье не дворянство, не родом ведется. По вольности дворянства, от манифеста Петра

Постоялый или монетный

Что такое патио

Роман американского фантаста К. Саймака "Необъятный..."

Картина французского живописца Ш. Добиньи "Крестьянский..."

Приставка к беспородному "терьеру" (шутл.)

Полный комплект королевской свиты

Король со своей "командой"

Территория между домами

Король и его "команда"

Часть суши, окружённая домами

Придомовой участок

Король со своей «командой»

Часть суши, окруженная домами

Л.Б. Герасимова
Омск, государственный университет

СТРУКТУРА СЕМЬИ
РУССКОГО КРЕСТЬЯНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ
СРЕДНЕГО ПРИИРТЫШЬЯ

Семейный строй населения и его особенности представляются важным свидетельством для характеристики этнических процессов. Так, сложение и развитие русской крестьянской семьи в Сибири неразрывно связаны с историей заселения и хозяйственного освоения сибирских пространств переселенцами (Александров В.А., 1964. - С. 119; Бояршинова З.Я., 1967. - С. 5-7; Власова И.В., 1980. - С. 39; Крестьянство Сибири в эпоху феодализма, 1982. - С. 400; Этнография русского крестьянства Сибири, 1981. - С. 13). Создание постоянного сельского населения происходило различными путями и с разной интенсивностью в отдельных районах в тот или иной период, что наложило отпечаток и на формирование крестьянской семьи. Русское крестьянское население, оседая в Сибири, создавало хозяйство, опираясь не только на хозяйственную культуру, но и на бытовые традиции, которые во многом обусловливались семейным строем.

Изучение семьи сопряжено с известными трудностями, которые обусловлены характером и состоянием источников. Вопросы, связанные с семьей, могут быть исследованы "только косвенным образом, поскольку семья никогда не была объектом, о котором собирались бы специальные сведения во время дореволюционных переписей" (Юхнева Н.В., 1981. - С. 43). Поэтому о наличии семей у поселенцев, о составе этих семей, времени их сложения, с некоторой долей условности можно судить на основе изучения всех данных источника.

Историю крестьянской семьи в XVIII - XIX вв. можно проследить по массовым материалам представленным в таком виде источников как "ревизские сказки". Ревизии второй половины XVIII в. дают более точные сведения о составе населения, так как начиная с третьей ревизии, в них фиксировались не только мужчины, но и женщины.

Нами для анализа структуры семьи было выбрано восемь населенных пунктов Среднего Прииртышья, в которых проживают две группы русского крестьянского населения (старожилы и переселенцы). Это - с. Бергамак (ранее слобода Бергамакская), д. Курнева, д. Луговая, с. Мыс (ранее д. Мысовая; Мысовская) и д. Самохвалова Муромцевского района Омской области, ранее принадлежащие Бергамакской волости Тарской округи Тобольской губернии, с. Усть-Тарское (ранее Устарское) Тарского района Омской области, ранее принадлежавшее Логиновской волости Тарской округи Тобольской губернии, а также с. Могильно-Посельское (д. Могильно-Посельщичья) и д. Могильно-Старожильская (д. Могильная Старожильская) Большереченского района Омской области, ранее приписанные к Карташевской волости Тарской округи Тобольской губернии.

Первоначальное русское население районов Западной состояло в основном из мужчин, пришедших в одиночку (Бояршинова З.Я., 1967. - С. 5-7; Шунков В.И., 1956. - С. 266-268). Первым этапом создания семей у русского населения Сибири был перевоз родственников с "Руси". С середины XVII в. по мере роста осевшего населения возникали внутренние возможности для образования семей в среде сибирских переселенцев. Немалую роль в этом сыграли вторичные внутренние заселения.

Сибири, как и вообще России, были свойственны крестьянские семьи двух типов: малые, состоявшие из двух поколений (родители - дети), и неразделенные. К последним относились так называемые "отцовская", состоявшая из трех, а иногда четырех поколений, и "братская", в которой совместно жили женатые братья со своими детьми. На первом этапе освоения Сибири у осевшего населения преобладали семьи, которые по своей форме относились к малой семье. Они состояли в основном из супругов и детей или супругов без детей. По своему составу в местах, где сельскохозяйственное освоение началось прежде всего, "во второй половине XVII в. и до XVIII в. малые двухпоколенные семьи занимали доминирующее положение..." (Александров В.А., 1981. - С. 88). В начале XVIII в. там стал наблюдаться рост неразделенных семей. Традиция восстановления неразделенных семей была обусловлена прежде всего хозяйственными соображениями. В старозаселенных уездах Западной Сибири преобладали "отцовские" семьи, а в районах юга Западной Сибири, где еще шел процесс колонизации, происходил процесс роста малых семей в неразделенные братские или смешанные отцовско-братские.

В целом, в освоенных районах Сибири к началу XVIII в. неразделенные семьи либо преобладали, либо составляли немалое число. Таким образом, в сравнении с начальным периодом заселения размеры семей увеличиваются, усложняется их состав. Разделы разраставшихся семей тормозились в это время обработкой десятинной пашни. Во второй половине XVIII в. в развитии крестьянской семьи начал проявляться новый этап. К тому времени во многих местах происходили разделы старожильческих семей, чему способствовали отмена государевой пашни (с 1760-х гг.) и перевод крестьян на повинность в денежной форме. Кроме того, путем разделов крестьяне стремились избавиться от рекрутской повинности, так как общины стремились выделить рекрутов в первую очередь из многолюдных семей. Аналогичная ситуация имела место в тех районах юга Западной Сибири, где процесс первоначального освоения завершился: в Тарском округе средние размеры крестьянских семей в 80-90-х гг. XVIII в. колебались по волостям от 2 до 3,2 души мужского пола, а типичными были семьи в 1-3 души мужского пола (Миненко Н.А., 1979. - С. 44).

По данным IV-й ревизии 1782 г. в слободе Бергамакской семья состояла из 3,2 души мужского пола и 3,1 души женского пола, типичными были семьи в 1-4 души мужского пола. Нетипичными на общем фоне выглядели семья Лисина Ивана Дмитриева, состоящая из 18 душ мужского пола и 13 душ женского пола, и семья Мельникова Михайло Никитина, состоящая из 20 душ мужского пола и 16 душ женского пола (ТФ ГАТО. Ф. 154. Оп. 8. Д. 31. Лл. 4 об. - 5 об.) Семья Мельникова была четырехпоколенной неразделенной братской семьей.

Из общей картины исследуемых сел выбивается д. Могильно-Посельщичья. В этом населенном пункте по материалам 1782 г. на одну семью приходится 1,4 души мужского пола и столько же женского. Это можно объяснить ее недавним заселением и местом выхода переселенцев из Европейской части России, по сравнению, к примеру, с вновь заселившейся д. Могильно-Старожильской, куда прибывали люди из близлежащих мест и везли с собой семьи целиком (Табл. 1).

Таблица 1

КОЛИЧЕСТВО ДУШ НА ОДНУ СЕМЬЮ В СРЕДНЕМ ПРИИРТЫШЬЕ В 1782-1897 ГГ.

Название населенных

Бергамак

Могильно–Посельское

Могильно–Старожильское

Усть-Тарское

Самохвалова*

1 В 6-й ревизии (1811 г.) указаны лица только мужского пола.* Впервые деревни написаны в 1795 г.
Составлено по: ТФ ГАТО. Ф. 154, оп. 8, д. 31, лл. 1-15 об., 78-79 об., 172-179, 180 об.-185, 295 об-306; д. 63, лл. 101-108 об., 111-114, 115-118 об.; д. 295, лл. 1-5 об., 6, 27-30 об., 39-41 об., 43-43 об., 45-46; д. 298, лл. 114-119, 120-125; д. 301, лл. 19-25 об.; д. 640, лл. 271-297, 298-324; д. 643, лл. 37 об.-55; д. 652, лл. 1-39 об., 208 об.-235, 237 об.-248, 250 об.-254; ф. 417, оп. 2, дд. 2182, 2183, 2194, 2202, 2203, 2364, 2365, 2366, 2473, 2474, 3922, 3929.

Далее нами исследовались три деревни Бергамакской волости, которые в V-й ревизии 1795 г. обозначены как "вновь заводимая деревня Курнева после ревизии", "вновь заводимая деревня Луговая после ревизии", "вновь заводимая деревня Самохвалова после ревизии" (ТФ ГАТО. Ф. 154. Оп. 8. Д. 63. Лл. 115-118 об., 111-114, 101-108 об.). По данным архива мы видим, что из трех деревень выделяется д. Самохвалова своим меньшим количеством душ на одну семью. Это объясняется тем, что д. Луговая и д. Курнева заселялись из близлежащих населенных пунктов - деревень Дурновой, Муромцовой, слободы Бергамакской Бергамакской волости и села Логиново Логиновской волости, а в д. Самохвалову основная масса людей ехала из Ялуторовской и Тюменской округи.

Таким образом, крестьянская семья освоенных в XVIII в. районов юга Западной Сибири к концу столетия приблизилась по размерам и структуре к крестьянским семьям уездов раннего заселения. Малая семья в это время становилась господствующей формой семьи, как и в начальном периоде освоения Сибирских земель. Но между малой семьей, существовавшей у первого поколения сибирского крестьянства, и такой же по форме семьей во второй половине XVIII - начале XIX в. были отличия. Во-первых, отличительной особенностью вторичной малой семьи по сравнению с первоначальной могло быть сокращение числа лиц, не имевших наследников, ибо у первых насельников не всегда был полный состав семей и не все из них имели возможность заводить детей. Во-вторых, вторичная малая семья была более многолюдной (Этнография русского крестьянства Сибири, 1981. - С. 24).

В целом по Сибири в течение XVIII в. средний размер крестьянской семьи уменьшается. И причем процесс этот в равной степени был присущ округам Европейской России. Многосемейные дворы перестали быть массовым явлением. К концу XVIII в. малые двухпоколенные семьи составляли в рассматриваемом районе примерно 56% всего количества семей (Липинская В.А., 1985. - С. 52). В восьми исследуемых населенных пунктах количество двухпоколенных семей составило в это время 49,3% от общего количества семей. Семей, состоящих из одного поколения было 74 или 32,6%. По разным населенным пунктам соотношение сложилось различное. Так, в слободе Бергамакской и д. Луговой преобладающими являлись семьи из трех поколений (14 семей - 40% и 4 семьи - 80% соответственно). В деревнях Могильно-Старожильской, Мысовской, Устарской и Самохваловой преобладали семьи двухпоколенные - 17 или 60,7%, 3 или 60,0%, 17 или 56,6%, 17 или 70,8% соответственно. Но в д. Могильно-Старожильской на втором месте по количеству были семьи однопоколенные - 7 или 25,0%, а в трех других - трехпоколенные. В д. Мысовской семьи, состоявшие из одного поколения вообще отсутствовали, как, впрочем и четырех поколенные; оставшиеся 40% - составляли две трехпоколенные семьи. А в д. Могильно-Посельской 52 семьи (54,2%) составляли однопоколенные семьи и 44 (45,8%) двухпоколенные. В д. Курневой из 4 семей 2 были двухпоколенными и 2 - трехпоколенными. Четырехпоколенные семьи были редкостью - только в слободе Бергамакской было 2 семьи, что составило 0,9% от общего количества семей конца XVIII в. (Табл. 2).

Таблица 2

СРЕДНЕГО ПРИИРТЫШЬЯ
В 1782-1795 ГГ.

Название населенных

Всего семей1

Бергамак

Могильно-Посельское

Могильно-Старожильское

Усть-Тарское

Самохвалова

Во всех населенных пунктах


Составлено по: ТФ ГАТО. Ф. 154, оп. 8, д. 31, лл. 1-15 об., 78-79 об., 172-179, 180 об.-185, 295 об.-306; д. 63, лл. 101-108 об., 111-114, 115-118 об.

Видимо, разница в поколенном составе семьи зависела от времени и источников заселения населенных пунктов. Бергамакская слобода, как заселившаяся раньше других имела в составе семей все варианты поколений - от одного до четырех. В д. Устарской не было только четырехпоколенных семей. В д. Могильно-Посельщичьей отсутствовали трех и четырехпоколенные семьи, так как заселялась она незадолго до ревизии и семьи прибывали из Европейской России в "удобном" для дальних переездов составе. В д. Самохваловой, которая хотя и заселялась не из близлежащих населенных пунктов, нет только четырехпоколенных семей, что объясняется, видимо, не столь дальним местом выхода как Европейская Россия, а также тем, что заселялась она в основном экономическими крестьянами, которых перевели по указу Тобольской казенной палаты. Могильно-Старожильская не имела только семей состоящих из четырех поколений, а деревнях Курнева, Луговая и Мысовская - однои четырехпоколенных, что объясняется, хотя и более поздним их заселением по сравнению с тремя другими населенными пунктами, но близлежащими местами выхода переселенцев, что позволяло везти с собой семьи в полном составе.

В первые десятилетия XIX в. ситуация с людностью крестьянской семьи изменилась мало. В шести населенных пунктах произошел некоторый рост населенности крестьянской семьи, в одном - некоторое уменьшение, а еще в одном не изменилось. В д. Курневой произошло некоторое уменьшение количества душ мужского пола (к сожалению, о женских душах ничего сказать нельзя) с 4,5 в конце XVIII в. до 4,3 в начале XIX в. Это было связано с тем, что две семьи за это время переехали в д. Неупокоеву и д. Мысовую, а другие разделились и, соответственно, количество душ на семью уменьшилось. В д. Луговой количество семей за это время уменьшилось на одну (из 5 семей осталось 4), но одна из семей - семья Дмитрия Федорова Лисина и его брата Никифора - имела 24 души мужского пола, что увеличило среднее количество душ мужского пола. Если вычесть эту семью из расчетов, то выходит 5,6 душ мужского пола на семью. К середине века размеры крестьянских семей росли и достигли довольно значительной величины во всех исследуемых населенных пунктах кроме д. Луговой. В этой деревне количество душ на одну семью уменьшилось, но увеличилось общее количество семей (с 4-х до 20). Это произошло в связи с тем, что семьи разделились. Так семья Дмитрия Федорова Лисина, которая в прошлую ревизию 1811 г. имела 24 души мужского пола, разделилась на шесть семей. Но рост размеров семьи шел не столько за счет усложнения ее структурно-поколенного состава, сколько за счет увеличения числа детей. Особенно это заметно на примере д. Могильно-Посельской и д. Самохваловой, в которых крестьянские семьи выросли с 1,4 и 3,2 душ мужского пола в конце XVIII в. до 4.0 и 4,9 душ мужского пола соответственно в середине XIX в. Эти семьи стали по количеству душ на семью самыми большими во всех исследуемых населенных пунктов. (Таблица 1).

Увеличение людности семей в первой половине XIX в. происходило за счет увеличения рождаемости и уменьшения смертности детей. Это свидетельствует о том, что крестьяне освоились с местными природными условиями, встали на ноги, увеличивали хозяйство и, следовательно, с одной стороны им требовалось больше рабочих рук, а с другой - они могли эти "руки" прокормить. Имело значение и ослабление темпов дробления семей, что, видимо, надо связывать с указом Сената от 30 марта 1823 г. "О воспрещении казенными крестьянами из больших делиться на малые", так как правительство связывало главную причину дробления крестьянских семейств с порядком отбывания рекрутской повинности.

В южной части Западной Сибири в конце XVIII - первой половине XIX в. можно увидеть немалый приток переселенцев из Европейской России и из соседних северных округов. Однако влияние миграций на динамику размеров семьи в разных частях юга Западной Сибири оказывалось различным. Если обратиться к Тарскому округу, то здесь в первых десятилетиях XIX в. существовала семья, которая по составу и количеству душ на одну семью была близка семье конца XVIII в. Во второй четверти XVIII в. здесь происходило увеличение людности крестьянских семей. Исследователи писали, что преобладающими стали семьи, состоявшие из трех поколений, они составляли 48%, тогда как двухпоколенные занимали уже второе место и составляли 36% всего количества семей (Бояршинова З.Я., 1967. - С. 7; Миненко Н.А., 1979. - С. 38). По данным ревизских сказок за 1850 г. мы проследили развитие русской крестьянской семьи данного региона. В это время для всех исследуемых пунктов было характерно увеличение людности семьи, а по поколенному составу значение двухи трехпоколенных семей было приблизительно одинаковым, с небольшим перевесом в сторону семьи из трех поколений - 41,4% и 36,1% соответственно (Табл. 3).

Таблица 3

ПОКОЛЕННЫЙ СОСТАВ РУССКОЙ КРЕСТЬЯНСКОЙ СЕМЬИ
СРЕДНЕГО ПРИИРТЫШЬЯ В 1850 Г.

Название населенных

Всего семей1

Число семей, включающих поколения:

Бергамак

Могильно–Посельское

Могильно–Старожильское

Усть-Тарское

Самохвалова

Во всех населенных пунктах

1 В общее число семей не входили те, которые к моменту переписи не имели в живых ни одной души, но были занесены в ревизию.
Составлено по: ТФ ГАТО. Ф. 154, оп. 8, д. 640, лл. 271-297, 298-324; д. 643, лл. 37 об.-55; д. 652, лл. 1-39 об., 40-57, 208 об.-235, 237 об.-248, 250 об.-254.

В целом же развитие крестьянской семьи в районе Среднего Прииртышья шло примерно так же, как в более северных районах. Среди больших преобладали отцовские неразделенные семьи. Важно отметить, что даже большие семьи, как правило, не имели более 7-7,5 душ мужского пола. Были, разумеется, и исключения. В д. Могильно-Посельской по 9-й ревизии (1850 г.) в семье Алимпия Григорьева Артемьева, 63 лет, было 17 душ мужского пола и 10 душ женского пола. Семья была трехпоколенной и состояла из отца с матерью, четырех их женатых сыновей с детьми и двух неженатых сыновей и одной дочери-девицы. Возрастные рамки в семье были от 63-х лет до 3-х месяцев. Это была так называемая отцовская неразделенная семья. Семья Тараса Яковлева Балова из д. Могильно-Старожильской была неразделенной братской. Шестеро женатых и детных братьев жили под главенством старшего брата, с ними же жила их мать. Всего в семье было 12 душ мужского пола и 15 женского.

Неразделенная семья систематически регенерировалась на основе малой, но, не будучи неизменно существующей, через относительно короткое время распадалась. История неразделенных семей - отцовских и братских - как вторичных образований, свидетельствует об их подчиненности семье малой.

В конце XIX - начале XX в. преобладали семьи из двух, реже трех поколений прямых родственников. Семья из двух поколений - родителей и их детей, по материалам Первой всеобщей переписи населения 1897 г. составляла 53,3% от общего количества семей, на втором месте находились трехпоколенные семьи - 29,8%, на третьем - однопоколенные - 15%. (Табл. 4). В это же время наблюдается уменьшение численности семей до 2,5 душ мужского пола. (Табл. 1). Но и в этот период имелись исключения. В с. Бергамак по материалам переписи 1897 г. семья Елисеева Еремея Васильева, состояла из 11 душ мужского пола, насчитывая всего 22 души обоего пола, и была братской неразделенной (ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2183. Лл. 17 - 20).

Таблица 4

ПОКОЛЕННЫЙ СОСТАВ РУССКОЙ КРЕСТЬЯНСКОЙ СЕМЬИ
СРЕДНЕГО ПРИИРТЫШЬЯ В 1897 Г.

Название населенных

Всего семей1

Число семей, включающих поколения:

Бергамак

Могильно–Посельское

Могильно–Старожильское

Усть-Тарское

Самохвалова

Во всех населенных пунктах

Составлено по:

ТФ ГАТО. Ф. 417, оп. 2, дд. 2182, 2183, 2194, 2202, 2203, 2364, 2365, 2366, 2473, 2474, 3922, 3929.

Семья русского крестьянского населения Среднего Прииртышья, как и Сибири вообще, имела много общего по форме, составу, структуре с крестьянской семьей Европейской России. Эта общность определялась традиционными представлениями о формах семейного строя и быта, основывавшихся в свою очередь на опыте хозяйствования крестьянского двора. В Среднем Прииртышье, как и в Сибири в целом, развитие сельской семьи в изучаемый период шло от образования малых семей к постепенному разрастанию и превращению в неразделенные семьи, а затем, в результате деления последних, к вторичному распространению малых семей.

Источники

Тобольский филиал Государственного архива Тюменской области (ТФ ГАТО) Ф.154. Оп. 8. Дд. 31, 63, 295, 298, 301, 640, 643, 652 (Ревизские сказки).
Тобольский филиал Государственного архива Тюменской области (ТФ ГАТО) Ф.417. Оп. 2. Дд. 2182, 2183, 2194, 2202, 2203, 2364, 2365, 2366, 2473, 2474, 3922, 3929 (Первая всеобщая перепись населения 1897 г.).

Литература

Александров В.А. Русское население Сибири XVII - начала XVIII в. (Енисейский край). - М., 1964. - 303 с.
Александров В.А. Типология русской крестьянской семьи в эпоху феодализма // История СССР. - 1981. - № 3. - С. 78-96.
Бояршинова З.Я. Крестьянская семья Западной Сибири феодального периода // Вопросы истории Сибири. - Томск, 1967. - Вып. 3. - С. 3-27.
Власова И.В. Структура и численность русских крестьян Сибири в XVIII - первой половине XIX в.// Сов. этнография - 1980. - № 3. - С. 37-50.
Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. - Новосибирск, 1982. - 504 с.
Липинская В.А. Семейно-брачные связи у русских крестьян Западной Сибири в конце XIX - начале XX в.// Культурно-бытовые процессы у русских Сибири. XVIII - начало XX в. - Новосибирск, 1985. - С. 64-72.
Миненко Н.А. Русская крестьянская семья в Западной Сибири (XVIII - первой половины XIX в.). - Новосибирск, 1979. - 350 с.
Шунков В.И. Очерки по истории земледелия Сибири. XVII в. - М., 1956. - 397 с.
Этнография русского крестьянства Сибири XVII - середины XIX в. - М., 1981. - С. 3-26.
Юхнева Н.В. К методике использования статистических источников конца XIX - начала XX вв. в этнографических исследованиях // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. - Томск, 1981. - С. 41-43.

* Работа выполнена при финансовой поддержке гранта конкурса-экспертизы молодежных проектов РАН № 369, ФЦП "Интеграция", проект Э 0137

Крестьянская семья имела немало особенностей. Прежде всего, это был коллектив совместно хозяйствующих людей, и эта черта многое определяла в семейных отношениях.

Крестьянская семья имела немало особенностей. Прежде всего, это был коллектив совместно хозяйствующих людей, и эта черта многое определяла в семейных отношениях.

Многое, но далеко не все. Крестьяне проявляли глубочайшие супружеские и родительские чувства. Казалось бы, здесь и доказывать нечего. Лирика русского фольклора, отразившая богатейшую гамму сильных и тонких чувств, достаточно хорошо известна. Однако об отношениях в крестьянской среде сказано в литературе немало худого. Как правило, поверхностные наблюдатели выхватывали из общей спокойной и ясной картины мрачные, совсем не типичные случаи и на их основе делали далеко идущие выводы. Основание для таких темных красок, как отмечала современный исследователь крестьянской семьи XVIII-XIX веков Н. А. Миненко, давали «немногие судебно-следственные дела, попадавшие в руки авторов, а иногда, кроме того, собственное предубеждение и поверхностное знакомство с крестьянским бытом». Разумеется, если исходить из судебных материалов, можно очернить жизнь любого социального слоя любой эпохи. Но, к счастью, историки и этнографы располагают и другими документальными материалами.

«Премноголюбезной и предражайшей моей сожительнице и чести нашей хранительнице, и здравия нашего пресугубой покровительнице, и всеизрядной по фамилии общей нашей угодительнице и дома нашего все-честнейшей правительнице Анне Васильевне, посылаю вам свой всенижайший поклон и слезное челобитие и с чистосердечным нашим к вам почтением, желаем вам многолетнего здравия и душевного спасения <...> прошу вас, как можно, писать, всепрелюбезная наша сожительница, о своем здравии»- так писал в 1797 году своей жене крестьянин Западной Сибири Иван Худяков.

Стиль у Ивана книжный, витиеватый. Его земляк крестьянин Егор Тропин выразил те же чувства проще. Когда его взяли на обязательные горнозаводские работы, он бежал оттуда в родное селение, «с намерением повидаться с женой». Повидавшись с женой, Тропин пришел к волостным властям, чтобы заявить о своем поступке: самовольно уходил, «не стерпя необыкновенной тоски», которая «напала на него» в разлуке с женою (Миненко-1979, 123-124, 137-138).

Н. А. Иваницкий, собравший в последней четверти прошлого века обширнейший и достоверный материал о быте крестьянства Вологодской губернии, считал мнение о неразвитости чувств в крестьянской среде «совершенно ложным». Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть любой из многочисленных сборников песен, бытующих и сочиненных в крестьянской среде, а в этом сборнике в особенности - отдел любовных песен. «Всякий беспристрастный человек,- писал Иваницкий,- скажет, что такие прекрасные песни могли вылиться только из сердца, преисполненного искренней любовью. Есть любовные песни, отличающиеся такою нежностью и глубиною чувства и до того безукоризненные по форме, что в самом деле как-то не верится, чтобы их могли сложить безграмотные деревенские девушки, не имеющие ни малейшего понятия о стихосложении, между тем известно достоверно, что девушки-то и есть сочинительницы; парни - стихотворцы несравненно реже».

По словам Иваницкого, сам народ признает в любви серьезное чувство, с которым нельзя шутить. На основании пословиц и разговоров с крестьянами он утверждал, что для них «чувство любви - главный стимул, заставляющий человека трудиться и заботиться о приобретении собственности в виду будущего блага своей семьи»; «сердечные отношения между мужем и женой сохраняются до конца жизни» (Иваницкий, 57-58).

Из источников четко виден крестьянский взгляд на семью, как на важнейшее и непременное условие жизни каждого крестьянина. Он выражен в челобитных по разным вопросам, в которых ссылаются в обоснование своей просьбы на необходимость завести семью, обеспечить семью и т. п.; в приговорах сходов, касающихся семейных дел и взаимоотношений молодежи; в мирских решениях, содержащих индивидуальные характеристики (при назначении опекунов, выборе старост, выдаче покормежных паспортов и пр.).

«Неженатый не считается у нас настоящим крестьянином,- писали из Ильинской волости Ростовского уезда Ярославской губернии.- На него смотрят отчасти с сожалением, как на нечто нецельное, отчисти с презрением». Холостой образ жизни считался отклонением от нормы, странностью. Семья воспринималась как хозяйственная и нравственная основа правильного образа жизни. «Холостому быть хозяином общество запрещает»,- сообщалось в конце XIX века из Волховского уезда Орловской губернии.

Признание крестьянами роли семьи в материальном и нравственном благополучии человека, преемственности поколений отразилось в многочисленных пословицах, широко бытовавших по всей территории расселения русских: холостой - полчеловека; семейный горшок всегда кипит; семейная каша погуще кипит; в семье и каша гуще; семьей и горох молотить; семейное согласие всего дороже; как родители наши жили, так и нам жить велели; отцы наши не делали этого и нам не велели; отцы наши этого не знавали и нам не приказали; отца с сыном и сам царь не рассудит; муж жене отец, жена мужу венец; отцовским умом жить деткам, а отцовским добром не жить. (ГМЭ, 912, л. 28; 1806, л. 8 об.; Даль, II, 724, IV, 11, 173; Миненко, 1983, 87-88.)

Во главе крестьянской семьи стоял один человек - большак. Его положение как главы в нравственном, хозяйственном и даже административном отношении признавали все члены семьи, община и даже власти. Из таких глав каждой семьи, а следовательно, и хозяйственного двора, состояла сходка общины.

Большаком, как правило, становились по праву старшинства. Самый старший мужчина в семье мог передать свои права другому члену семьи.

Повсеместно было принято, чтобы большак управлял всем хозяйством, отвечал за благосостояние семьи. Он решал вопросы купли и продажи, ухода на заработки, распределения работ в семье. Разумный глава хозяйства обычно советовался по существенным вопросам со всей семьею или с кем-нибудь из старших. Вот как об этом рассказывали в 1897 году в Заднесельской волости Вологодчины: большак «поступает самостоятельно, но почти всегда советуется предварительно с некоторыми членами семьи, особенно в важных вопросах. С кем «посоветать» в данном случае - на воле большака, но, разумеется, преимущественно со старшими в семье».

Большак имел право, по крестьянским представлениям, выбранить и выговорить за леность, хозяйственные упущения или нравственные проступки. Корреспондент из Брянского уезда Орловской губернии писал, что хозяин обходится со своими домашними строго, повелительно, нередко принимает начальственный тон. Разумеется, многое зависело от характера главы и общего духа, сложившегося в семье.

С вечера большак распределял работы на следующий день, и распоряжения его подлежали неукоснительному исполнению. Существовала выработанная длительной практикой традиция распределения хозяйственных дел в русской семье по полу и возрасту. Но в каждой местности были свои особенности.

В Вельском уезде Вологодской губернии, например, во время посева в поле работали мужчины. Старший сын пахал, отец сеял, подросток боронил. Замужние женщины в это время сажали овощи, а девицы ткали. После окончания сева яровых и до начала сенокоса мужики готовили поля под озимые культуры, а женщины и девушки ходили в лес за берестой - заготавливали на продажу. При этом у девушек вырученные деньги шли себе на обновки, а у женщин - на общие семейные надобности.

Во время жатвы и сенокоса все объединялись. После жатвы мужчины обычно возили хлеб с полей, а женщины занимались уборкой овощей. На попечении девушек, как правило, была уборка льна. Во время молотьбы вся семья вставала в два часа ночи и к 10 часам утра заканчивала работу на гумне. Остальную часть дня мужчины использовали для поправки изгороди, либо заготовки смолья, либо шли на охоту. Женщины пряли лен и ухаживали за скотом.

Пряжа и уход за скотиной оставались женской работой и зимою.

Приготовление пищи было их заботой круглый год. Мужчины в зимнее время гнали смолу, заготавливали дрова, возили из лесу бревна, чинили сани, телеги и сбрую, плели корзины, охотились. Дети и подростки помогали и тем и другим.

В рассказе жителя Смоленщины того же времени (Дорогобужский уезд) распределение работ по полу и возрасту выглядит похоже, лишь с несколько иными подробностями. Мужчины корчевали пни, пахали, косили, возили дрова из лесу и пр. Женщины готовили пищу; ухаживали за птицей, свиньями, коровами; занимались огородом; стирали, шили, пряли, ткали; женской работой были также жатва, гребля сена, помощь при молотьбе и пр. Девушки участвовали в жатве, сгребании сена, возке снопов, бороновании; шили, пряли, ухаживали за малолетними. Подростки ездили с лошадьми в ночное, возили навоз, помогали бороновать, носили обед в поле, в страду ухаживали за малолетними детьми.

А. А. Лебедев из села Сугонова Калужского уезда отмечал, что четкого разграничения между мужскими и женскими работами у них нет. Например, косьба лугов и хлебов была мужской работой, но исполнялась и женщинами. Все же и он показал основное распределение занятий. Мужчины исправляли и заготавливали орудия труда; работали топором около дома; рубили и привозили лес, поправляли избу; обносили усадьбу тыном, перевозили и переносили тяжести; сеяли и пр. Женщины топили печи, доили коров, задавали корм скоту, ухаживали за птицей, присматривали за детьми (если не было подростков). Из сельскохозяйственных работ здесь женскими считались пахота, бороньба, жатва (серпом), вязка скошенных хлебов, дерганье льна и конопли, посадка картофеля, переворачивание сена, навивка навоза.

Традиционная схема распределения работ требовала, естественно, ежедневных конкретных решений в зависимости от сезона, погоды, реальных возможностей семьи и т. п. Этим занимался большак. Жизнь каждой семьи вносила немало поправок в общую традицию. В частности, временный уход на заработки мужчин приводил к тому, что многие мужские работы приходилось делать женщинам.

Распределение домашних работ между женской частью семьи производил не большак, а жена его - большуха (старшуха). Обычно это была мать и свекровь для остальных женщин. При вдовых большаках (деде, отце, дяде или брате) большухой бывала старшая невестка или незамужняя сестра большака, по его решению. Большуха вела все домашнее хозяйство, была как бы правой рукой большака, раздавала «наряд» на работы другим женщинам и конкретные указания по стряпне и другим делам, в случае нерадивости или неряшливости «выговаривала».

Вот как, например, распределялись домашние женские дела в середине XIX века в Воронежской губернии (деревни по левому берегу р. Воронеж). Поочередно женщины бывали «денщицами». Так называлась та женщина, которая в данный день выполняла все основные работы по дому: топила печь, готовила еду, «набирала на стол», мыла посуду, кормила кур и свиней, доила коров. Остальные женщины, как правило, ей не помогали - ведь им предстояло то же самое в свой черед. Хлеб женщины пекли поочередно, также и пироги к праздникам.

Но вот что примечательно. Вновь пришедшим в семью снохам свекровь предоставляла на год, а то и на два льготу: освобождала от обязанностей «денщицы», «отправляла за них сама день». Насколько реальная жизнь крестьянской семьи была сложнее и тоньше во взаимоотношениях, чем она выглядит в расхожих схемах!

Та из снох, которая прежде других вошла в семью, пользовалась правом «первозамужества», то есть некоторым старшинством, не зависевшим от возраста. Девушки в семье не имели своего очередного дня. До замужества девицы работали только «на себя», то есть пряли, ткали, шили, вышивали свое приданое и свою девичью одежду. Либо делали что-либо на продажу с той же целью: купить ткань, одежду, обувь, украшения или отделку.

Если дочь оставалась навсегда в девушках, она в родном доме имела преимущество перед невестками, становилась второю хозяйкою после матери. Но после кончины отца и матери становилась, по обычаю, в один ряд с невестками, бывала денщицею и «работала на семью», а не на себя лично. Положение ее в семье тогда становилось таким же, как у одинокого мужчины.

Рассказав обо всех этих обычаях «усманцев», как он их называет, то есть крестьян современного Ново-Усманского района Воронежской области, священник села Тамлык Николай Скрябин заключил: «Споров, вражды и драк между женщинами в семье не бывает» (АГО - 9, 66, л. 18-20; ГМЭ, ПО, л. 1-2; 516, л. 15; 1564, л. 10; ЦГИА, 381, 1475, л. И, 70).

Опрятность в доме была на ответственности хозяйки. Если она не очень была обременена малыми детьми, то даже в жилой избе (крестьянский дом обычно делился на избу и горницу) пол всегда был чистым. Но особенно следили за чистотой в горнице. Мыли и скоблили пол, лавки, стол, а перед праздниками - и стены.

На большаке и болышухе лежали определенные молитвенные обязанности. Так, хозяин читал молитву перед общей едой. Общие женские работы начинали выполнять только после молитвы большухи. Старшая из женщин крестила оставляемую на ночь воду и всю пищу (ИЭ, 355, л. 41 об.; ГМЭ, 980, л. 3; АГО -61, 12, л. 16).

Как правило, большаком становился старший мужчина в доме, но если он плохо справлялся с обязанностями главы хозяйства, обычай разрешал семье его сменить. Ведь любое, даже скромное, крестьянское хозяйство требовало внимания, сообразительности, знаний. О смене большака при определенных обстоятельствах сообщают из разных губерний.

Из Вологодской губернии (Заднесельская волость) писали, что большак может быть смещен «по общему согласию семенников», то есть членов семьи. О селе Давшине Пошехонского уезда Ярославской губернии по этому поводу было написано в 1849 году следующее характерное замечание: «Каждое сложное семейство повинуется одному хозяину (по-здешнему - большаку), а женщины, кроме хозяина, еще и хозяйке (старшей из них - большухе). Все в семействе твердо знают и опытом научены, что для счастья семейства необходимо, чтобы все повиновались одному старшему, умнейшему и опытнейшему в семействе, от которого бы зависели все хозяйственные распоряжения. Поэтому где нет отца, там с общего согласия членов семейства выбираются в большаки или дядя, или один из братьев, смотря по разуму, опытности и расторопности, так. что иногда младший летами берет преимущество над старшими, без обиды для них. То же должно заметить и о женщинах».

Аналогичное утверждение находим и о русских крестьянах Алтая. «Если семья недовольна своим большаком, если последний запивает горькую, если он «испорчен» и ведет хозяйство нерадиво - семья собственным коллективным усмотрением ставит на его место кого-либо другого из своих членов, а в случае спора прибегает к миру, который негодного большака сменяет».

Если семья не могла сама решить вопрос о смене большака (в силу ли его упорства или несогласия между «семенниками»), в дело вступал мир. В Тульском уезде в 70-х годах XIX века отмечено назначение самим «обществом» нового большака в семье в случае неисправности отправления старым обязанностей перед миром. По Новгородской губернии описано право общины назначать большака при нерачительности прежнего хозяина. В ответах жителей Владимирской губернии также указано, что мир мог лишить большака его прав за пьянство, расточительность либо нерадивость; сход делал это по совместному ходатайству членов семьи. Иногда большака отставлял волостной суд. В целом обиженные большаком или большухой могли найти защиту у мира и волостного суда (ЦГИА -381, 1475, л. 11; ГМЭ, 51, л. 2; Архангельский, 47; Чудновский - 1894, л. 60-, 65; Годичное заседание, 32; Михаленко, 296).

Итак, большак - глава семьи, старший мужчина, но если он плохо ведет хозяйство, то лишается этого права: сама семья либо община смещают его. Крестьянское общественное сознание признавало наследственного главу - но лишь до тех пор, пока он годился на эту роль. Соответственно, как мы увидим ниже, крестьяне не относились безоговорочно и к наследственным правам монарха. Семейная жизнь крестьян, семья, как основная хозяйственная ячейка, не дают оснований видеть корни современной социальной пассивности в «патриархальщине» старой деревни.

Крестьянская приверженность к сохранению нерушимым права «двора», семьи в целом, на владение всем хозяйством встречала осуждение некоторых авторов в дореволюционных журналах, да и современные историки подчас трактуют это как феодальный пережиток, отсталость, помеху капиталистическому развитию. Но если внимательнее присмотреться к крестьянской жизни и задуматься о проблемах деревни в свете пройденного позднее пути, то оказывается, что в этой крестьянской позиции было много разумного, обеспечивающего устойчивость «двора» как первичной и основной хозяйственной единицы. При таком взгляде мифическая «отсталость» оборачивается ценным социальным опытом, учитывающим национальные, природные и прочие особенности.

Общие разделы хозяйства, выделение отдельных сыновей, пожелавших жить самостоятельно - это было возможно по обычному праву и делалось по решению самой семьи либо общины (в случае конфликта в семье). Но разрешать выделять долю хозяйства для продажи, то есть давать возможность разорить двор тем членам семьи, которые не хотят хозяйствовать в деревне, нашли для себя заработки в городе, этого крестьянство не хотело. Однако интересы и таких членов семьи разумно учитывались. Им выделялась, как правило, денежная сумма в компенсацию принадлежавшей им, по крестьянским представлениям, доли в хозяйстве.

С. Л. Чудновский, наблюдавший жизнь русской деревни на Алтае в 80-х годах прошлого века, писал: «Обыкновенно родитель при выделе уходящему из дому соображается со степенью его участия в приобретении семейного имущества, а отчасти и личным своим расположением к выделяющемуся. Мир почти никогда не вмешивается в это дело, разве если отец или заменяющий его большак сами того пожелают».

Из всех родственников самыми большими правами на обеспечение, по крестьянскому обычному праву, обладали престарелые или больные родители. Их непременно обеспечивали, независимо от того, оставались ли они в доме сына, ставшего самостоятельным хозяином, или жили отдельно.

Особые права на имущество в крестьянском дворе имели женщины. Это расходится с обычными представлениями о том, что женщина была бесправной в имущественных вопросах. На самом деле крестьянское обычное право предусматривало здесь многообразные возможности. Повсеместно у русских крестьян существовал обычай, согласно которому отец должен был обеспечить дочерей приданым. Эта норма и в писаном государственном праве, и в народном обычном праве была одинаковой. Если отец умер, приданое должны были дать братья. Как правило, в приданое давали движимое имущество: выделение приданого не должно было нарушить основы хозяйства. Имущество, полученное в приданое, оставалось в известной степени в личном распоряжении жены в доме мужа. Степень ее независимости в этом отношении имела различия - местные, а также по видам собственности. На Урале, например, личной (не общесемейной) собственностью женщин считался доход от той части земли, которую семья арендовала на деньги, принесенные в приданое. Там же было принято выделять женщинам огородные грядки, доход от которых поступал в их личное распоряжение. Если в приданое даны были овцы, то доход от продажи шерсти с них также принадлежал лично женщине. У уральских русских крестьян вообще скот, принесенный в приданое, считался собственностью невестки, а приплод от него принадлежал всей семье. В личную собственность повсеместно выделяли женщинам доходы от посевов льна.

Вдовам, как мы отмечали выше, община нередко выделяла землю даже без обязательства платить подати. Мир особенно защищал обеспечение вдовы, оставшейся с малолетним сыном, видя в нем будущего хозяина. Вот, например, в крепостной еще деревне Ярославщины (80-е годы

XVIII в.) сноха Маремьяна Яковлева ушла с сыном из дома свекра. По утвержденному миром договору свекор выделил ей и внуку часть надельной и часть купленной земли и, кроме того, долю хлеба, одежды и двух коров. Такие решения были нередки.

Если у овдовевшей снохи была дочь, а не сын, то земля им, как правило, не выделялась, но существование должно было быть обеспечено. Та же община, которая наделила землей Маремьяну Яковлеву, в начале

XIX века постановила: свекор должен сноху-вдову, оставшуюся с малолетней дочерью, обеспечить «кельей» (то есть отдельным домиком), коровой и девятью четвертями зерна. В другом случае тот же мир обязал крестьянина Михаила Емелина содержать сноху с дочерью, а если они захотят жить отдельно, выдать им 300 рублей на строительство «кельи».

Девиц, которые не вышли замуж, а хотели жить самостоятельно, семья должна была обеспечить жилищем и долей движимого имущества. Это делалось независимо от того, в каком родстве они состояли с большаком: были ли они дочерьми, сестрами, тетками, свояченицами, снохами и пр. «В 1781 году в Никольской вотчине братья Тякины, разделяя родительский дом между собой, решили сестре и тетке, если они пожелают жить отдельно, из «общего капитала» выстроить на своей земле «келью с особливым покоем» и «наградить» скотом, хлебом и платьем «без всякой обиды». В 1796 году братья Федоровы обязались обеспечить сестру «кельей», зерном и деньгами. В 1812 году братья Ивановы, исполняя волю покойного отца, обеспечивали самостоятельное существование сестры Пелагеи «кельей», коровой, запасом зерна и 150 рублями и т. д.» (Чудновский, 1888; Александров, 1979, 47-48; Александров, 1984, 207, 212).

Это дела из Рыбинского уезда. Но так же поступали и в других районах, хотя и с некоторыми местными отличиями. Обычное право основывалось на твердых устойчивых принципах, однако реальная практика деревни учитывала судьбу конкретного живого человека со всеми ее особенностями. Так накапливался коллективный социальный опыт, пронизанный крестьянскими хозяйственными знаниями и нравственными представлениями.

Но мы слишком задержались на имущественных делах семьи и общины. Не пора ли вспомнить о совсем других и очень существенных сторонах их жизни?


Сегодня многодетная семья, скорее, исключение, а в дореволюционной России большинство семей были многодетными. Наши бабушки и прабабушки воспитывали, как правило, не менее троих (а то и пятерых) детей. Правда, до взрослого возраста доживали далеко не все. Причин у феномена многодетности было несколько, и пресловутая неспособность к семейному планированию здесь ни при чём.

Экономическая причина многодетности


Климатические условия накладывали свой отпечаток на семейное благополучие крестьянской семьи. Одной семье было достаточно тяжело содержать престарелых родителей, поскольку имея 2.5 десятины, по данным князя Щербакова, средняя семья жила впроголодь. Поэтому родители могли быть уверены в гарантированном куске хлеба в старости только в том случае, если поднимали на ноги несколько детей – будущим своих кормильцев.

Бог дает детей – даст и на детей


В те времена средняя продолжительности жизни была небольшой, а поэтому девушка могла выйти замуж в 13 лет, а юноша имел право жениться в 15 лет. Такие ограничения устанавливала с XVIII века «Кормчая книга» - свод церковных правил.

Не стоит преувеличивать религиозные каноны, связанные с рождением детей, но в ту пору считалось, что «грешно пытаться решать за Бога кому появляться на свет». Именно этим правилом и руководствовались в русских семьях до революции.

Сыновья и дочери


Если первым ребёнком в семье была дочь, отец относился к ней равнодушно, а дома об этом говорили с сожалением. Разве бабушка прибавит: «ничего, нянька будет». А молодого отца, у которого родилась дочь-первенец, другие мужики на деревне имели право поколотить – «зачем девку родил». Бывало, что перепадало молодому отцу здорово, а он молчал, терпел, а потому, что «так издавна водится».

Основа семейного воспитания – материнство


Сегодня интересно читать «Записки русского крестьянина», в которых уроженец села Карачун Задонского уезда Воронежской губернии Столяров рассказывает о роли матери в крестьянской семье. По его словам именно мать решала все бытовые проблемы детей, в том числе и продуктовое планирование и изготовление одежды. Да и авторитета в русских семьях у матери было не меньше, чем у отца.


«Было удивительно видеть, как дети жались к своей измученной матери, - писала в своих мемуарах врач Давыдова. – И она никого не забывала, каждого гладила по голове, даже старшего почти взрослого сына, который располагался чуть поодаль от стайки девочек и мальчиков. Чем младше был ребенок, тем ближе он сидел к маме. И это правило никем не оспаривалось».

Дед да бабка


Не стоит забывать, что родители в крестьянских семьях практически всегда работали. Даже беременная женщина делала всю домашнюю работу – молотила, полола, сажала и капала картошку вплоть до самых родов. «Иныя родят в поле, иныя в тряской телеге (почувствовав приближение родов иныя бабы торопятся доехать домой). Иная баба, при начавшихся родовых схватках, бежит домой, «как овченка» - писали этнографы того времени.


История Диляра Латышина в книге «История педагогики» пишет: «В деревнях часто можно было встретить на улице едва ступающего босыми ножками ребенка в одной коротенькой рубашонке. С корочкой хлеба в руке расхаживал он под окном избы, около которого сидела с работой мать, изредка на него поглядывая ».


Поэтому велика в воспитании детей была роль бабушек и дедушек, которые не только присматривали за детьми, но и передавали им полезные знания. Часто происходило это через сказки, в которых шла речь об опасностях, подстерегающих в лесах и реках. Страх перед водяным, серым волком или другими «злыми героями» являлся своеобразным психологическим тормозом для вездесущего деревенского мальчишки, зачастую представленного самому себе. Зато с лет 10 его можно было встретить одного в лесу, в поле, он ходил в соседнее село и возвращался иногда поздно ночью без всякого страха.

В продолжение темы ещё 20 фотографий начала XX века, на которых запечатлены .